«Друзья по белому безмолвию» (сборник) Александр Ралот

ПЕРВЕНЕЦ (рассказ – загадка)

 

7 марта 1919 года г. Москва

Весна в новую, старую столицу, некогда великой империи, приходить не спешила.

Робкое солнце выглянуло из-за тяжёлых туч и поразмыслив с минуту, снова спряталось за ними.

Старая женщина, одиноко сидевшая на скамеечке, возле величественно памятника, попыталась поправить, непослушный, сползающий с головы, видавший виды платок, но ничего из этой затеи не вышло. Озябшие и трясущиеся пальцы отказывались выполнять команду, поступившую из седой головы.

– Холод это ничего, это не страшно, его и перетерпеть можно, – подумала Мария Александровна, – голод куда страшнее, есть нестерпимо, как хочется.

Младшая сестра, в который уж раз, хлопотала перед министром, то бишь, народным комиссаром, по-нынешнему, о назначении ей, хоть какой мизерной пенсии. Но, по всему, видать, новым хозяевам жизни нет дела, до какой-то там, бывшей фрейлиной императрицы Марии Александровны. Им надо срочно создавать условия для «счастливой жизни» всего человечества, в целом.

Женщина подняла слезящиеся глаза и посмотрела на памятник. В отличие, от других детей, она его хоть немного, но всё же, помнила.

Как-никак она – первенец, не мальчик, конечно, но так уж богу было угодно. Да и имя своё получила, в честь бабки, его матери – Марии Алексеевны.

С трудом нагнулась, поняла с земли горсть грязного снега, пожевала и предалась воспоминаниям.

В голове, сменяя одна другую, замелькали картинки из той, канувших в небытие времён.

Мама, через семь лет после смерти отца, сочеталась вторым браком и смогла подарить жизнь ещё троим деткам. Вот и пришлось ей, немного повзрослевшей, стать, вроде как воспитательницей, для родных и сводных братьев и сестёр.

Дядя – Дмитрий Николаевич выучил её правильно сидеть в седле, брать лошадь в поводья... Говорят, что у неё, до сих пор сохранилась прямая и горделивая осанка, да что толку, есть-то, всё равно, очень хочется.

Женщина приоткрыла глаза, взглянула на снующих людей, – протяну руку, может кто и …, – но сил на это у неё уже не осталось.

Зато услужливый мозг вновь унёс её в далёкое прошлое.

Любовь пришла к ней, почти что в тридцать. Да ещё какая! Супруг генерал-майор управляющий Императорскими конными заводами в Туле и Москве, мужчина более чем порядочный и благородный.

После бракосочетания отправились в его имение. Обосновались в двухэтажном особняке с комнатами для прислуги и гостей, кабинетом хозяина, огромной библиотекой и камином, и ещё бог знает с чем, сейчас уже и не вспомнить. Организовывали там музыкальные вечера и «чайные балы», возможно, на них, а может быть, в губернской Туле познакомилась с самим Львом Толстым. Кое-кто утверждает, что великий писатель прототипом своей Карениной считал именно её. Говорили, что у его Анны такая же точёная шея и чёрные, как смоль, волосы.

А потом в их дом нагрянула беда!

Мужа обвинили в незаконных растратах. Оклеветали. Отвернулись. И её Леонид не выдержал! Не видя выхода, наложил на себя руки.

Правда, как и полагается, восторжествовала, виновника нашли и наказали, но она в сорок пять лет осталась вдовой, да и к тому же без средств к существованию.

Только и оставалось, что подать челобитную самому императору. И тот откликнулся. Вспомнил заслуги отца и мужа перед державой, назначил небольшую пенсию, позволившую снять маленькую меблированную квартирку.

Второй раз замуж так и не вышла. Помогала воспитывать многочисленных племянников.

А потом, ей, как дочери знаменитого человека, доверили должность попечительницы Московской библиотеки-читальни.

Целых десять лет она занимала этот пост. Работала бы и дальше, если бы не проблемы со здоровьем. Пришлось в очередной раз выйти на пенсию.

А с приходом большевиков… – додумать до конца эту мысль женщина уже не смогла. Уставшая душа покинула в конец исхудавшее тело.

 

– Ванька, глянь-ка, старуха на скамейке лежит и, кажись, совсем не дышит. Значит, того! Представилась. Айда поглядим, – вихрастый мальчуган потянул товарища за рукав.

– Гришк. Да ну её. Не пойду. Я покойников знаш, как боюсь. До жути.

– Ну и зря. Может, у неё, чего в карманах полезного сыщется? Не мы, так кто другой изымет.

Гришка всё подошёл к лавке, но трогать остывшее тело не стал:

– Ванька, она, кажись, из этих, из бывших. И раз померла здеся, а не дома, значит, совсем нищая, стала. Так, им и надо...буржуям! Мироедам!

 

Нарком просвещения Луначарский назначил-таки Марии Александровне пенсию. Только вот получить её женщина уже не успела.

На эти деньги, умершую от голода старуху быстренько похоронили на краю Донского кладбища. Как можно дальше от памятника её отцу.

 

Вот и всё, что я хотел рассказать дорогой мой читатель. И тебе, только что и остаётся, что назвать фамилии этой удивительной женщины, в замужестве и, конечно, девичью.

 

 

АВИАДАРМ С УЛИЦЫ РАШПИЛЕВСКОЙ (из цикла «Забытые земляки»)

 

В начале двадцатого века у неё появился ещё и третий – Авиация!

 

Лето 2023 года. Суббота. Утро. Но уже + 25! И это в тени! «Человейник» на окраине Краснодара.

Чем занята основная масса мужского населения, пред и пенсионного возраста?

Конечно же, гаражом, и всем, что с ним связано.

Гляжу, со своего, невысокого, третьего этажа, в наш двор, с чахлыми, но всё же чудом выжившими, тоненькими клёнами.

Вон там, свет пробивается через неплотно прикрытые металлические ворота.

Популярный в нашем квартале клуб, имени мастера на все руки, Коляныча, несмотря на ранний час, уже открыт и принимает посетителей.

Какого-либо четырёхколёсного друга у меня нет, ни личного, ни персонального. Однако гаражные посиделки, порой, посещаю и я. Читаю завсегдатаям главы из будущих повестей. Выслушиваю, нелицеприятную, но объективную, критику. А случается, что и скупую, мужскую похвалу, более значимую, для меня, чем диплом лауреата престижного литературного конкурса.

Однако, пора и на воздух. (Пропитанный бензином и машинным маслом).

Засиделся я в трёхкомнатной каморке. Пожалуй, схожу, в «клуб», на манящий огонёк. Тем более что Коляныч давно грозился показать какую-то старинную штуковину – диковину.

 

– Полюбуйся! – Хозяин гаража протянул наклеенную на толстый картон, пожелтевшую фотографию:

– Вишь, мужика в кожанке, рядом с аэропланом. Знаш, кто?

Я всмотрелся в волевое лицо, залихватские усы и припоминал, что видел изображение человека и даже наводил о нём, кое-какие справки. Потёр лоб и нерешительно произнёс – Вячеслав Ткачёв, что ли?

– Тут такое дело. Чинил я машину ра-ри-тет-ную, одному толстосуму. Занятная бегалка. Пришлось разобрать до винтика, а в багажнике я вот это и нарыл, – хозяин гараха показал на пухлую папку, лежащую на верстаке. Хозяин авто хотел выбросить, да я не дал. Приберёг. В общем, мы с мужиками покалякали, да и решили тебе подарить. Коль ты, у нас безлошадный, то есть «без автомобильный» и всякие авто штучки, дрючки, твоей личности, точно – без надобности, то держи это, так сказать, ко дню нашей матушки России.

Я открыл рот, чтобы оповестить собравшихся, что мол за мной не заржавеет. И бутылка, понятное дело... Но Коляныч опередил.– За это, с тебя, подробный сказ. О летуне. Интересно, каким ветром белопогонника на Кубань занесло? Была ли от него польза? Или кидал с высоты бомбы на головы дедов наших, то бишь, на красноармейцев?

Мы сейчас с хлопцами вон ту колымагу, как это по научному? Вспомнил! Ре-а-ни-ми-ро-вать будем, а ты ступай почитай бумаги. К субботе разгрести успеешь?

Я кивнул.

– Вот и ладно. Тады заглядывай на огонёк. Да, чуть не забыл. Супруге привет, от нашей частной компании, передавай! И ещё просьбу. Уж больно вкусные она пирожки стряпает. Ежели не затруднит, пусть сварганет десяток-другой, для закуски. Под них твои рассказы в сто раз лучше воспринимаются. Всё правильно излагаю, мужики?– Хозяин гаража окинул взглядом присутствующих. И те дружно закивали, в знак согласия.

– А водяру или там, коньяк не тащи. Не надо. Этого добра у меня, здеся, хоть магазин открывай. Кажный клиент, так и норовит, пойло заграничное всучить. Нам, понимаш, духовное питьё о как, необходимо, – Коляныч красноречиво провёл рукой по горлу.

Неделю спустя.

Дал слово – держи. Тем более что мне самому, ой как хотелось разобраться в судьбе этого удивительного человека. 

Супруга заглянула в кабинет, держа в руках увесистый пакет с аппетитно пахнущей выпечкой. Покачала головой и удалялась, не вымолив, ни слова.

Клуб – «Гараж».

Коляныч натаскал табуреток и строго, настрого запретил «шмалять цыгарки».

 – Кому невмоготу, марш за порог! Чай морозу нету, а от жарищи, уж точно – не окочинете! А писателя надобно не только слухать, но и видеть! Поди, не меньше нашего пахал. Умственный труд, он того, не легче рукастого!

Я вытащил из папки фотографию мемориальной доски и показал присутствующим.

– Знаем. Видали. На бывшей Шаумяна висит. Там, что ли, проживал? – Раздалось со всех сторон. Так, он он же беляком был! За что доску, то?

 Токарь Фадеич вернул фото и цыкнул на собравшихся. 

Гомон разом стих. Все ждали ответа на вопрос.

 

– В шестьдесят пятом году, прошлого века, в маленькой и тусклой комнатушке, одной из коммунальных квартир тихо скончался неприметный старик, – Вячеслав Матвеевич Ткачев, – я на минуту замолчал, пытаясь подавить образовавшийся в горле, комок:

– Соседи даже и не предполагали, что рядом с ними жил человек, много лет тому назад носивший на своих плечах генеральские погоны! 

– Сколь раз мимо этого домишки на базар шастал! Возможно, и видал старикана. Да я в те годы ещё сопливым пацаном был. Вот ежели мне кто сказал, что он бывший белый генерал, так я бы и камнем запустить мог! Или плюнуть в спину, – перебил меня Коляныч.

– Ткачёв. Наш, кубанский. Вернее, Адыгейский. Родился в станице Келермесской Майкопского отдела Кубанской области, – я разложил перед присутствующими ворох старых фотографий и продолжил:

– Служил вместе с легендарным Нестеровым. Они первые в мире отважились и совершили групповой полёт. А через некоторое время авиатор блестяще исполнил сверхдальний перелёт, по маршруту: Киев – Одесса – Тамань – Екатеринодар.

Весь город, в тот день пришёл на поле встречать покорителя неба.

А год спустя, началась Первая мировая война.

И наш асс – земляк прославился тем, что смог нанести на карту расположение немецкой артиллерии. Но при этом попал под плотный огонь врага. Раненный в ногу сумел-таки дотянуть до своих и передать в штаб важнейшую информацию. За что и был награждён орденом святого Георгия, первым среди лётчиков Российской империи!

Однажды Ткачёв, вооружённый лишь наганом, повёл свой самолёт в атаку, на немецкий «Альбатрос» и вынудил того повернуть назад. Потом ему удалось сбить австрийский аэроплан, причём сделал это так лихо, что оба лётчика остались живы и угодили в плен.

– А в революцию к большевикам так не примкнул! Сам же говорил! – выкрикнул с места седовласый автолюбитель, с потрёпанными орденскими планками на видавшем виды, пиджаке.

– Что правда, то правда. В ноябре семнадцатого, получив известие, что штаб верховного командования занят большевиками, немедленно подал рапорт об отставке! И не дожидаясь приказа, покинул авиачасть. Решил пробираться на Кубань. По пути его арестовывали дважды. И каждый раз Ткачёву удавалось бежать. Добравшись, примкнул к отряду полковника Кузнецова. Воевал рядовым солдатом против Северо-Кавказской Советской республики. При переправе через Кубань, чуть не утонул. Был арестован и оказался в Майкопской тюрьме.

Спустя некоторое время белая армия перешла в наступление. Большевики оставляли один город за другим. Лётчика освободили. Приказали сформировать в Екатеринодаре авиаотряд. Перерыли весь край и отыскали несколько, видавших виды, аэропланов. Помогли англичане. Доставили по морю новые самолёты и необходимые запчасти.

Сменивший Деникина генерал Врангель назначил маститого лётчика командующим авиацией. Однако, справедливости ради, хочу сказать, что и красные, отмечали его талант. Именно Ткачёв впервые применил на практике совместные удары броневиков, конницы и аэропланов. После войны курсанты лётных училищ Красной Армии изучали его разработки в области тактических действий самолётов, против конных частей неприятеля.

– И что с того! Не пригодилась вражинам их тактика. Выгнал Фрунзе беляков из Крыма! И аэропланы заграничные не помогли, – не унимался мой оппонент.

– Как сказать. Количество самолётов уменьшалось с каждым днём. Их сбивали, но чаще машины выходили из строя из-за поломок. Чинить их было нечем. Союзники, предвидя печальный финал Гражданской войны, прекратили поставки запчастей. С таким воздушным флотом противостоять всё возрастающей мощи Красной армии было нереально. И осенью двадцатого года уцелевших лётчиков эвакуировали Турцию. Ткачёв пожил там недолго, да и перебрался в Югославию. Благодарные сербы помнили, кто оказывал им помощь в первую мировую. Служил в инспекции югославской авиации.

– Мог бы и на Родину вернуться. Такие ассы нашей стране всегда надобны, –– буркнул Фадеич.

– Сдаётся, что Вячеслав Матвеевич был осведомлён о печальной судьбе тех военспецов, которые остались в Красной армии. Думаю, что их славные имена вы не хуже моего знаете.

Поэтому, уйдя в отставку, он поселился в старинном городке Нови Саде и жил на зарплату учителя гимназии. Получил гражданство Югославии. Создал общество «русских соколов» – организацию, для патриотического воспитания молодых эмигрантов. И даже написал книгу «Памятка русского сокола».

– А когда немцы Югославию захватили, небось, им бросился помогать? Красные, я так кумекаю, ему поперёк горла завсегда были!– Ветеран ткнул пальцем в фотографию, – такие, как он и создали, этот, как его? Ну, в общем, власовец! Предатель, одним словом!

–Позволю себе с вами не согласиться, – с нотками металла в голосе возразил я, – между прочим, оккупанты предлагали ему сотрудничество, но Ткачёв наотрез отказался надеть немецкий мундир. Однако СМЕРШ оставил этот факт без внимания. После освобождения Югославии лётчика арестовали, вывезли в Советский Союз, разлучив с супругой. Судили. Дали десять лет лагерей.

И бывший генерал отбыл наказание «от звонка до звонка»! Затем, после тридцати пяти лет скитаний, вернулся в родной Краснодар. С большим трудом нашёл работу. Переплетал книги в артели инвалидов.

– А как же верная жена? Перебралась к мужу? – Коляныч всматривался в снимки, ища её фотокарточку.

– Обосновалась в Париже. Писала Вячеславу Матвеевичу. Уговаривала эмигрировать. Обещала, что обязательно добьётся, через советское посольство, разрешения на выезд. Старый лётчик ответил коротко:

«Мне слишком тяжело далось возвращение на родину, и я не хочу вновь её потерять».

– И что, наших пацанов не учил летать?

– По всей видимости, ему просто не позволили. Но книгу «Русский сокол» о друге молодости – Нестерове написал. Но главный труд всей жизни старик увидеть так и не успел. Его книга «Крылья России: Воспоминания о прошлом русской военной авиации 1910-1917 гг.» опубликовали уже после его кончины.

Одни из слушателей поднялся с места:

– Мужики, а помните, какой переполох был в девяносто четвёртом? На этом домишке тогда открывали мемориальную доску! Лично сам главком авиации России покрывало сдёрнул. О, как!

Все разом зашумели, соглашаясь.

Коляныч смахнул предательскую слезинку – Как сейчас, помню! В тот день над городом носились самолёты эскадрильи «Русские витязи». А эти ребята абы кого такой чести, уж точно, не удостаивают!

 

 

БОГ АРТИЛЛЕРИИ «... враг Англии и любит Россию!» (навеяно реальными событиями)

 

 

16 октября 2022 года. Москва. Кабинет Главного редактора одного из толстых литературных журналов. 

– Я тебя уважаю, и даже очень, но рассказами про любовь сыт по горло. А раз я не испытываю голода, значит, накушались и все мои подписчики и читатели. Вернее, не мои, лично, а нашего журнала, – горячился хозяин кабинета, меряя его шагами:

– Отношения между полами, тема вечная, о ней кто только не писал и пишут, – главред кинул взгляд в мою сторону, но очередной номер журнала мы будем делать те-ма-ти-чес-ким! И он будет полностью посвящён пат-ри-о-тизму! Надеюсь тебе знакомо это слово.

Поняв, что его монолог может затянуться, я поднялся и, взяв со стола папку, с рукописями, направился в сторону двери.

– Ты куда? Если в бухгалтерию, то напрасно, денег у нас на счету, с этот, как его, всё забываю, вспомнил, с гулькин нос ! Но ты – мой друг. И если напишешь интересную статью, я, так и быть, кое-какой гонорарчик нарою. Даже не сомневайся. Мы своих многолетних авторов без краюхи хлеба никогда не оставляем…

– Так про кого написать-то? – я обернулся, отпуская массивную дверную ручку.

Редактор полистал раритетный, перекидной календарь, решительно вырвал из него листок, и метнулся ко мне приговаривая:

– Вот про него! Как раз сегодня сто шестьдесят семь лет исполняется, со дня рождения.

Дата, конечно, не круглая, но напомнить читателям о Самедбеке Мехмандарове обязательно надо!

 

Сороковые годы Девятнадцатого века. Дом пристава Ленкоранского уездного управления, титулярного советника Мирзы Садыхбека Мехмандарова. 

– Ну сын, ты у меня совсем взрослый, – отец потрепал Самедбека по голове и принялся внимательно изучать аттестат об окончании Бакинской гимназии, – решил, кем в этой жизни станешь?

– Тут и думать нечего, конечно офицером, а потом, если на то будет воля Аллаха, то и генералом, – чётко, по-военному, отрапортовал юноша.

– А ведомо ли тебе, сколько в русской армии офицеров-мусульман? – хозяин дома нахмурил брови.

– Наверное десяток, а может быть и по более. Так, что с того. Я принял решение и не отступлюсь от задуманного.

– Мужчина растёт, – вздохнула мать, смахивая слезу, тайком, под дверью, подслушивая разговор и боясь войти в комнату.

 

Из писем отправленным с различных точек Российской империи в далёкую Ленкорань.

«... По окончании училища, в чине прапорщика меня направлен в Первую Туркестанскую артиллерийскую бригаду. Дали в моё подчинение горный взвод третьей батареи.

Довелось вашему сыну поучаствовать в походе на Кокандское ханство.»

«... Был удостоен своей первой награды «За труды и лишения понесённые в походе против Матчинских горцев». А позже награждён был орденом святого Станислава 3-й степени. В дополнение к медали «За покорение Ханства Кокандского».

«...В декабре семьдесят шестого получил повышение, произведён в подпоручики, а годом спустя стал поручиком!...» 

 

Июль 1900 года. Кабинет управляющего Военным министерством, генерала от инфантерии Алексея Николаевича Куропаткина.

Министр оторвал взгляд от депеши, полученной с «Китайского похода» и взглянул на начальника главного штаба генерал-лейтенант Сахарова, сидевшего напротив.

– Как вы полагаете, кого из артиллеристов, надобно будет послать в подмогу Ренненкампфу?

– Полагаю, что Забайкальского артиллерийского дивизиона будет вполне достаточно. «Война-то ненастоящая». Чай не с просвещёнными европейцами или островными японцами воюем, не приведи господи. Дадут тройку залпов из всех орудий, да и разгонят восставших боксёров. Делов-то на пару недель, не более.

 

Южные ворота осаждённого города Цицикара. 

Позиция, занимаемая батареей Мехмандарова, входящей в состав Забайкальского артиллерийского дивизиона.

Гонец из штаба, на ходу соскочил со взмыленного коня и протянул Самедбеку пакет.

«Приказываю уничтожать войска, которые будут пытаться выйти из города, открыв беглый огонь из всех стволов. Генерал-майор Павел фон Ренненкампф».

Мимо Мехмандарова, опустив головы, шли нестройные отряды китайских войск, но... без оружия.

Пушки русской батареи молчали. Солдаты внимательно смотрели на него, ежеминутно ожидая команды: «Огонь».

– По безоружным палить не станем! Мы не убийцы, – буркнул тот, наблюдая за отступающим противником.

Через несколько минут с коня соскочил второй ординарец, доставивший на батарею новую депешу:

«Вы будете привлечены к военно-полевому суду, если мой первый приказ не будет немедленно исполнен!»

Мехмандаров вернул бумагу посыльному и скомандовал:

– Батарея. Прицел выше голов отступающих… огонь!

Китайцы, не получив увечий, вернулись в осаждённый город.

 

«За отличия в делах против китайцев» Самедбеку Мехмандарову был присвоен чин полковника, а сам он отправился к новому месту службы, в город Хуланчен, для командования частями Засунгарийского отдела.

 

Оборона Порт-Артура. 

«Полковник Мехмандаров и подполковник Стольников относятся с удивительным презрением к личной опасности, ходят по батареям во время бомбардировок, будто не замечая рвущихся снарядов, ободряют этим других. Первый из них рыцарски храбр как кавказец, второй же, как бы спокойно, беззаветно покорен судьбе, как человек религиозный».

 

Из дневника сотрудника порт-артурской газеты «Новый край» Пётра Ларенко.

Высочайшим указанием от 22 октября 1904 года, «За отличия в делах против японцев Мехмандаров был произведён в генерал-майоры. А два дня спустя, «за мужество и храбрость, проявленные в делах против японцев в период бомбардировок и блокады Порт-Артура» его наградили орденом святого Георгия 4-й степени.

16 декабря 1904 года Военной совет обороны города.

– Оборону крепости надо продолжать, во что бы то ни стало! – горячился генерал, – неужели это не понятно?! Сдача крепости и города – равносильна капитуляции. Солдаты и матросы готовы биться до последнего. Надеюсь, в этом никто из присутствующих не сомневается?

Увы, на этот раз, Самедбек остался в меньшинстве. Через четыре дня Порт-Артур спустил знамя. Гарнизон крепости оказался в плену.

 

– Генералам, адмиралам и офицерам, японский император, – переводчик сделал паузу и многозначительно поднял палец вверх, – предлагает воз-ватить-ся, дамой, на свой родина! Лишь она условия…! Кажный из вас подпишет обяза-тель-ства-нэ кагда более не участвовать в война против великий Япония и её Микадо.

Подписавших эту, позорную бумагу, оккупанты, незамедлительно отпускали в Россию. Но были и те, кто это делать, категорически отказались. Среди них был и Самедбек Мехмандаров, посчитавший, что, просто обязан разделить участь своих солдат. Им подписать подобные бумаги никто не предлагал!

«Вчера прибыл в крепость начальник японской артиллерии и разыскал полковника (произведённого во время осады в генерал-майоры) Мехмандарова.

Сказал массу лестных комплиментов. Сознался, что потери японской артиллерии под Артуром большие – до 25 тысяч человек, что много японских орудий было подбито и что их задача была облегчена лишь недостатком в Артуре снарядов»

 

Из дневника Петра Ларенко. 

Апрель 1920 года. Азербайджанская демократическая республика.

Генерал Мехмандаров всего пару лет назад назначенный военным министром не находил себе места. Расхаживал по кабинету. Садился за стол, пытался написать на листе бумаги какие-то тезисы, затем рвал в клочья, и снова начинал свой бесконечный путь от окна к двери и обратно. Через несколько часов ему предстояло произнести самую тяжёлую речь в своей жизни.

 

– Уважаемые соотечественники. Убедительно прошу меня не перебивать.

Как человек, отдавший всего себя Армии, я утверждаю, что войска одиннадцатой Красной Армии нам не победить.

– Но вы же, генерал, её и создавали! – выкрикнул один из присутствующих, как же так?!

– Я же просил! – докладчик поморщился, – дайте же мне договорить! Троцкий и Ленин выбрали удачный момент для атаки на нашу столицу. Основные воинские части Азербайджанской республики увязли в кровопролитных боях с Арменией в Нагорном Карабахе, Зангезуре и Нахичевани. В Баку, в настоящий момент нет серьёзных воинских соединений. Поэтому я призываю... сохранить жизни молодых людей, будущего нашей страны.

Два месяца спустя.

После жестокого подавления антисоветского восстания в городе Гяндже почти все офицеры азербайджанской национальной армии были арестованы. Не избежал этой участи и Мехмандаров.

От вынесения окончательного приговора его спасло вмешательство руководителя Совета Народных Комиссаров Азербайджана Наджафа оглы Нариманова.

Прекрасно понимая, что у многих партийцев «чешутся руки» как можно скорее расстрелять царского генерала – сатрапа, он отправил двух арестованных военачальников в Москву, с сопроводительным письмом на имя вождя Революции:

Дорогой Владимир Ильич!

Во время гянджинского восстания все офицеры старой азербайджанской армии были арестованы, в числе их были и податели сего известные генералы Мехмандаров и Шихлинский.

После тщательного расследования оказалось, что эти генералы не причастны, но все же до упрочения нашего положения и с целью помочь нашему общему делу мы решили их отправить в Ваше распоряжение для работы в штабе, так как они, как военные специалисты, являются незаменимыми. Один из них, в царской армии считался «богом артиллерии».

До окончания польского фронта пусть они работают в Москве, а затем попрошу отправить их к нам для формирования наших частей. Необходимо за это время за ними поухаживать.

Политическое убеждение их: они ненавидят мусаватистов, убеждены, что Азербайджан без Советской России не может существовать, являются врагами Англии, любят Россию.

С коммунистическим приветом

Н. Нариманов. 1 августа 1920 года. 

 

Отставного генерала включили в состав Артиллерийской уставной комиссии.

Год спустя откомандировали назад, в Азербайджан, зачислили в штаб советских войск.

Он честно прослужил в армии, до тысяча девятьсот двадцать восьмого. Затем, по состоянию здоровья, был отправлен на пенсию.

Три года спустя его похоронили на Бакинском Чемберекендском кладбище.

А ещё через восемь лет, на месте кладбища был разбит парк, имени Сергея Мироновича Кирова, и могила генерала Самедбека Мехмандарова исчезла навсегда!

 

 

В НАШЕМ ЗАВЕДЕНИИ ВАС ОБСЛУЖИВАЕТ ЗЯТЬ ИМПЕРАТОРА! (из цикла «Эмигранты первой волны», все персонажи этого рассказа вымышлены, любое сходство с реальными людьми и событиями случайно)

 

Вторая половина двадцатых годов двадцатого века. Германия, Бонн. Кафе «Старая черепаха».

Алексей Зубатов, отвернувшись к окну, пересчитал оставшиеся пфенинги.

«На бутерброд с ветчиной хватит, а вот на чашку кофе уже нет, – пронеслось у него в голове. – И что? Вот так сидеть и жевать его всухомятку? На глазах у всех? Или попросить завернуть и съесть его в подворотне за углом? Некрасиво, но придётся…»

– Вам никто не говорил, что вы чем-то похожи на артиста Генриха Вайса? – прервал его размышления седовласый господин, бесцеремонно усаживаясь на стоящий рядом стул.

Зубатов лихорадочно спрятал монеты в карман и уставился на незваного собеседника:

– Мы с вами знакомы? Не знаю, как здесь в Германии, но у нас в России, принято для начала представляться, а уже потом начинать беседу.

– Алекс, давайте без церемоний, мы в Европе, а здесь девиз «Время-деньги» ценят превыше всего. Тем более, что ваше досье я уже досконально изучил и пришёл сюда не пить поганейший кофе, сваренный из цикория, а предложить вам работу.

– Но я же должен как-то к вам обращаться? – Алексей непроизвольно улыбнулся, нормально оплачиваемой работы он жаждал больше всего.

– Норман Крюге. Помощник режиссёра. Для начала этого будет достаточно. А теперь к делу. Наш, всеми обожаемый, Вайс, трус, каких ещё поискать надо. Он боится упасть с лошади, поэтому оператору приходится снимать его дублёра исключительно со спины. Опасается пораниться при дуэли на шпагах, и наконец, он панически боится высоты…

– Но ведь на любой киностудии всегда полным-полно каскадёров, в чём проблема? – перебил его Зубатов.

– В парашюте. С ним никто не хочет прыгать. А это самый эффектный эпизод в будущем киношедевре.

– Но я тоже никогда не… и понятия не имею… – промямлил Алексей, лихорадочно размышляя, какой гонорар можно потребовать за исполнение смертельного трюка.

– Вы служили в этой, как её, вспомнил, Белой Армии, участвовали в боях, награждены орденами и медалями, следовательно, отваги вам не занимать! Короче, вот контракт, здесь всё изложено, читайте, подписывайте, и поехали на аэродром. Мотор за окном работает и жрёт дорогостоящий бензин, к тому же повторюсь – «Время-деньги».

 

Тогда же. Шаумбург, поместье сестры императора.

Адалинда-Дагмар, дочь императора, скучала, стоя у окна. Зарядивший ещё с ночи дождь не позволял совершить традиционную пешую прогулку по огромному парку, разбитому вокруг её поместья. Женщина провела пальцем по следу, оставленному очередной дождевой каплей и, сделав глоток вина, предалась воспоминаниям.

Этот огромный дом и особенно парк привели в восторг её мужа, принца Виктора Гамбургского. Он, не торгуясь, выкупил его у прежнего владельца и перевёз сюда её, молодую и красивую. Боже, как же давно это было! Двадцать пять счастливых лет пролетели, как один миг. Но всё в этом мире имеет своё начало и конец. Одиннадцать лет назад её суженного не стало. Чувствуя близость приближающейся смерти, Виктор завещал ей все эти земли. А она в минуту отчаяния, взяла, да и продала Шаумбург брату-императору. Правда, господь надоумил внести в купчую пункт, дающий ей право на пожизненное пребывание в замке.

Женщина кликнула прислугу и велела той принести зонтик. Покрутила его в руках, но выйти за порог так и не решилась. Годы давали о себе знать, и очередная простуда была ни к чему. 

Она уселась в кресло и велела подать кофе, со сливками. Взяла со стола толстенный альбом в дорогом кожаном переплёте. Взглянула на фотографию, усмехнулась, припомнив, как ещё до знакомства с Виктором, она чуть было не вышла замуж за Болгарского князя Алекса Баттильбергского. Дело шло к свадьбе, но её престарелый дед заодно с кайзером страны были категорически против! В унисон твердили, что негоже, прежде всего, с политической точки зрения, чистокровной прусской принцессе связывать себя узами Гименея с человеком, рождённым в морганатическом браке.

И оказались правы. Ибо, через несколько лет в Софии произошёл военный путч. Взбунтовавшиеся офицеры одного из тамошних полков свергли несостоявшегося мужа с престола, вынудили подписать отречение, а затем под конвоем увезли на границу и передали русским властям.

Адалинда хотела перевернуть очередную страницу и продолжить своё занятие, но в комнату вошла служанка и положила перед хозяйкой серебряный поднос с лежащим на нём письмом.

«Государственный синоптический комитет предсказывает нам завтра прекрасную погоду. В связи с этим Национальное Общество Воздухоплавания имеет честь пригласить Вас на увлекательное зрелище. На городском стадионе вы будете лицезреть смертельный прыжок с парашютом отчаянного русского эмигранта Алексея Зубатова, который он обязуется исполнить непосредственно с крыла летящего на большой скорости аэроплана. 

Данное действо будет запечатлено на киноплёнку и войдёт отдельным эпизодом в фильм с участием самого непревзойдённого Эриха Вайса!»

Отложив приглашение в сторону, женщина поднялась и посмотрела, в огромное, до потолка, венецианское зеркало.

Увы, прожитые годы была не в состоянии скрыть даже передовая импортная косметика. Шестой десяток лет – это далеко не сорок! Да и второй десяток лет вдовствующего одиночества женской красоты никак не прибавляют.

– Ну, что же, коль не забыли старуху, пойду погляжу на этого русского самоубийцу. Пообщаюсь с представителями прессы. Пусть видят, что ещё не померла. Хожу, дышу, существую. Жаль, что никакое потомство на свет произвести не смогла, сейчас бы меня на этот стадион могли бы сопровождать уже взрослые внуки, – Адалинда перешла в соседнюю комнату, представляющую из себя огромный гардероб, и вместе со служанкой принялась выбирать подобающий наряд для предстоящего выхода в свет.

 

Вечер следующего дня. VIP-ложа местного стадиона.

– Герцогиня, как вам наша находка? – Крюге был сама любезность, – вы себе и представить не можете, сколько сил я потратил на то, чтобы среди тысяч эмигрантов его отыскать и уговорить Алексея на этот прыжок. Зато какой резул…

– Пригласите его ко мне, сегодня же, – оборвала его на полуслове Адалинда-Дагмар, – хочу познакомиться с этим смельчаком лично. Он чем-то напоминает мне покойного супруга. Такой же был сорвиголова. Ничего и никого не боялся.

– А что, это превосходная идея, приедем, если не возражаете всей съёмочной группой, сделаем несколько кадров в вашем прекрасном парке, возможно, включим их в будущую картину, я поговорю со сценаристом, – затараторил помощник режиссёра, боясь, что хозяйка замка его опять перебьёт.

– Делайте, что хотите, – отмахнулась она от назойливого киношника, – но Зубатова, ко мне доставьте!

 

Два месяца спустя.

Владельцы центральных и городских газет в этот день все как один потирали руки, и было отчего. Заметка на первых полосах, набранная крупным жирным шрифтом позволила в считанные часы распродать не только утренний тираж, но и все дополнительные допечатки.

 «Русский эмигрант Алексей Зубков вскружил голову сестре нашего бывшего правителя. Ходят слухи, что он выдавал себя за дворянина и офицера, разбитой большевиками, врангелевской армии. По всей видимости, главенствующую роль в скоротечном романе, сыграло его внешнее сходство со знаменитым актёром Эрихом Вайсом. Поговаривают, что этот наглец даже иногда раздавал автографы за самого гения кинематографа.

Все члены династии негодуют! Старший брат категорически против предстоящего бракосочетания и уже письменно уведомил сестру, что прекратит с ней всякое общение, если она не вернёт назад данное согласие на этот безумный брак!

Главы лютеранских церквей страны срочно огласили с кафедр вердикт, запрещающий пасторам благословлять венчание с пришлым иноверцем!»

 

Однако влюблённых было уже не остановить. Молодожёны не поехали к бывшему императору за благословением, прекрасно понимая, что ни за что его не получат.

Невеста публично отказалась от всех своих титулов и, надев кружевную фату, которую, носила ещё её мать, уехала венчаться в греческую православную церковь, которая отыскалась в городке Висбаден. И уже там прошла обряд крещения по православному обычаю.

Церемонию, несмотря ни на что, не побоялся провести протоиерей Павел Адармалов. Со стороны невесты, принявшей православие, никто из родственников не присутствовал, а у жениха, вообще, таковых в этой стране не обнаружилось.

Пара сочеталась законным браком в памятный для невесты день. Ровно тридцать семь лет назад она уже сочеталась законным браком со своим первым мужем Виктором.

В церковной книге появилась запись:

«На момент венчания невесте исполнился шестьдесят один год, жениху, по его словам, шёл двадцать седьмой.»

 

Узнав о свершившимся факте, глава страны прислал молодожёнам свадебный подарок, – книгу с чеком. «Стоимость – десять марок».

А бывшая принцесса в знак протеста, стала подписываться на всех документах – госпожа Адалинда-Дагмар Зубатова. Более того, ради своего возлюбленного она подвергла себя рискованной и малоизученной процедуре омоложения при помощи вытяжки из некоторых желёз редко встречающихся пород пресмыкающихся.

 

Год спустя. Полицейское управление города Бонн.

Не представившийся господин в отлично сшитом английском костюме разложил перед Зубатовым ворох документов.

– Извольте ознакомиться, родственничек нашего монарха. Начнём слева направо. Итак. Никаким «торговым делом» вы после свадьбы не занялись, а лишь под залог не принадлежащего вам замка взяли кредит в банке в полмиллиона марок, который весьма успешно прокутили с невероятной для нас, немцев, скоростью. Далее. За год вы умудрились в различных казино нашей страны спустить многомиллионное состояние госпожи Адалинды-Дагмар Зубатовой. Смотрим далее, – незнакомец взял со стола и поднёс к главам посетителя очередной документ. – Совсем недавно вы приобрели дорогостоящий мотоцикл, который успешно разбили через несколько дней после покупки, совершив аварию и наезд на ни в чём не повинных бюргеров. А затем спрятались в больнице для душевнобольных, но, боясь судебного преследования, из всё тех же средств любящей вас супруги погасили все предъявленные вам иски. Будучи в Берлине, вы до потери сознания избили тамошнего телефониста, отказавшегося выполнять ваши указания. И оплатили весьма солидный штраф и прочие издержки на лечение пострадавшего.

– Это всё происки моих недоброжелателей, – огрызнулся Зубатов, – они специально спровоцировали скандал в переговорном пункте. Хотели дискредитировать и меня и, в первую очередь, сестру, сами знаете кого!

– Неважно. Главное, что им это удалось и теперь вы, господин эмигрант – полный банкрот! И у вас есть только три выхода. Решайте, – незнакомец, собрал бумаги и аккуратно сложил их в папку.

– К-какие? – заикаясь, промямлил Зубатов.

– Первое. Не дожидаясь ареста, добровольно прийти в суд, куда я передам эту замечательную папочку, и затем отправиться на много лет в долговую тюрьму, в Берлинский Моабит. Второе. Быть вскорости убитым людьми из эмигрантской среды, завидущими свалившемуся на вас богатству и нанятыми сильно недовольными родственниками вашей дражайшей супруги.

Незнакомец замолчал, убирая папку в портфель.

– А третье? Вы про него ничего не сказали, – унимая дрожь в руках, еле слышно спросил Зубатов.

– Как можно скорее, а желательно прямо сейчас, убраться из нашей страны и более никогда не появляться на территории Германии. Иначе выполнение второго пункта становится… – он протянул Зубатову отпечатанный на фирменном бланке документ.

«Выезд за пределы страны – одобрено! В подобных гражданах власти Германии не нуждаются!»

– Подписывайте и убирайтесь вон. Вот вам деньги на проезд, – швырнув в лицо эмигранта купюры, незнакомец кликнул ожидавшего за дверью полицейского.

 

Полгода спустя. Великое Герцогство Люксембург.

После неудачной попытки устроиться хоть кем-нибудь в местный мюзик-холл, Алексей Зубатов с большим трудом нашёл место официанта в придорожном ресторане. При чём хозяин заведения принял его на работу с условием, что новый сотрудник не будет возражать против вывески на фасаде здания, гласящей:

«В нашем заведении вас обслуживает зять бывшего императора!» 

 

Несмотря на сложившиеся обстоятельства, никто из супругов и не думал подавать на развод.

Если Алексея Зубатова не пускали в Германию, то его жена, хоть и редко (из-за серьёзнейших финансовых проблем, она была вынуждена продать с аукциона практически всё своё имущество и сменить роскошный дворец на съёмную комнатку, находившуюся на самом краю города), но всё же навещала своего ненаглядного Лёшика.

– Ты же мужчина, значит, обязан придумать, как нам вновь стать богатыми, – после ночных ласк в номере простенького Люксембургского отеля сквозь слёзы молвила Адалинда, – мне осталось совсем немного, и очень не хочется закончить свои дни в приюте для бездомных, а всё идёт именно к этому.

– Мы с тобой засядем за мемуары. Уверяю тебя, они будут иметь оглушительный успех. Ты будешь писать о любви ко мне, а я о.., – Зубатов не закончил свою фразу, так как образовавшийся комок в горле напрочь лишил его дара речи.

 

Между тем неприятности продолжали сыпаться на русского эмигранта, словно июльский ливень.

Работу в ресторане он вскорости потерял и прятался от полиции, которая разыскивала его, обвиняя в подделке и сбыту «карточек специального содержания».

На одной из конспиративных квартир он обнаружил германскую газету, в которой было услужливо обведено следующее объявление:

«Суд города Бонна уведомляет всех заинтересованных лиц, что госпожа Адалинда-Дагмар Зубатова начинает бракоразводный процесс.»

На следующее утро, Зубатов по своему обыкновению пересчитал мелочь, завалявшуюся в карманах, купил билет до ближайшего французского городка, в котором, недолго думая, завербовался в Иностранной легион.

Однако прослужил там совсем недолго, так как получил очередную «чёрную метку».

Не завершив бракоразводного процесса, его супруга заболела воспалением лёгких, кроме этого, у неё началось заражение крови.

Врачи оказались бессильны, и старая женщина скончалась в одном из Парижских госпиталей.

Не проститься со своей принцессой эмигрант не мог и, поэтому, самовольно покинув расположение воинской части, помчался в столицу Франции.

 

– Господин Зубатов, я правильно произнёс вашу славянскую фамилию, – жандарм внимательно разглядывал потрёпанный нансеновский паспорт.

Тот утвердительно кивнул и протянул руку, чтобы забрать документ.

– Не спешите, – улыбка на лице служителя закона исчезла, и страж порядка извлёк из-за пояса наручники, – вы арестованы по запросу целого ряда Европейских стран, а также во избежание возможного скандала во время предстоящей церемонии похорон вашей супруги и присутствии на них некоторых августейших особ.

Скорый суд приговорил Алексей Зубатова к восьми... дням тюремного заключения! И последующей высылки в Советский Союз?

(К счастью, оттуда запроса на экстрадицию не поступало).

По месту прежнего жительства, то есть, в Люксембург.

Письма своей возлюбленной, он всё же был вынужден продать её брату, но вот на его предложение – «Навсегда покинуть Старый Свет за весьма солидное вознаграждение» эмигрант категорически отказался.

Более того, чтобы побольнее оскорбить бывшего родственника, поведал газетчикам, что тот был замечен в сеансах спиритизма и пытался вызвать дух принцессы Адалинды-Дагмар.

 

Прошёл ещё год.

Деньги, полученные от августейшей персоны, кончились, и Алексею в очередной раз пришлось заняться поисками работы.

С большим трудом удалось устроиться в передвижной балаган, но выступал он редко, последствия прошлой бурной жизни всё чаще давала о себе знать. Пришлось обратиться к врачам, те вынесли приговор – туберкулёз!

 

Клиника для бедных и обездоленных на окраине города.

– Доктор, мне хуже. Дайте, пожалуйста, таблетку или хотя бы вколите порцию морфия, – еле слышно прохрипел Алексей.

– Я так полагаю, вам сейчас нужен не наркотик, а пастор. Позвать? Собор у нас тут рядышком, через дорогу, – усталый врач взял руку пациента и с трудом нащупал пульс.

– Я – русский, православный, а нашего батюшки, в вашей стране, наверное, и не сыщешь, – Зубатов показал рукой на листок бумаги, лежащей на прикроватной тумбочке, – возьмите. Это моё последнее слово. После того, как меня не станет, отправьте его в Бонн, в газеты, пусть опубликуют. Надо, чтобы люди знал…

 

Германия. Бонн. Неделю спустя. 

Местная пресса на последней странице мелким шрифтом, опубликовала краткий некролог о смерти зятя бывшего императора. Заметка заканчивалась странной фразой:

«Безумной юношеской страсти у меня к ней не было. Но я её любил, честно и преданно, как это умеем делать только мы, русские!»

 

 

ГИБЕЛЬ АДМИРАЛОВ (навеяно реальными событиями сорокалетней давности, все действующие лица их имена и фамилии придуманы автором) 

 

.... февраля 198... года при исполнении служебных обязанностей в авиакатастрофе погибла группа адмиралов, генералов, офицеров, мичманов, прапорщиков, матросов и служащих ТОФ. Минобороны СССР и Главное политическое управление Советской Армии и ВМФ выражает глубокое соболезнование родным и близким погибших товарищей.

из некролога в газете «Красная звезда»

 

Ленинград. Февраль 198...года. 

Маргарита Крулевская вышла из аудитории и тихонько закрыла за собой массивную дверь:

– Кажись, всё сдала. По крайней мере, этот полковник – экзаменатор кивал и даже иногда улыбался. А это, что значит? А то, что у меня целых полтора свободных дня в огромном чудесном городе, – продолжая мечтать она, в нарушении всех правил уселась на подоконнике, достала из сумочки блокнот и стала записывать:

1) Эрмитаж! – Целый месяц была на курсах повышения квалификации, а побывать там не удалось! Сходить и немедленно!

2) Съездить: в Царское село, Гатчину и Павловск. Посетить тамошние дворцы.

3) Хорошо бы прокатиться по каналам, но сейчас зима и прогулочные лодочки на приколе. Попросить местных ребят, может быть помогут организовать микрокруиз, на милицейском патрульном катере.

4) Сходить (наудачу) в петровский пассаж, может быть, там чего-нибудь выбросят, дефицитненького.

– Вот вы где? – прервал её занятие молодой лейтенант, с повязкой «дежурный» на рукаве. Вас разыскивает товарищ ректор. Прошу следовать за мной.

– С вещами? – недовольно буркнула женщина.

– Неужто с экзаменом что не так? А может, с маминым здоровьем проблемы? Телеграмму прислали? – одна тревожная мысль догоняла другую, – тогда придётся срочно бежать в аэропорт, менять завтрашний билет на сегодняшний.

Она и не заметила, как последнюю мысль произнесла вслух.

– Придётся, обязательно. Только не бежать, а ехать на комфортабельном УАЗике. Но срочно. Можно сказать, прямо сейчас, – солидный мужчина, в генеральском мундире, взял её под руку и распахнув дубовую дверь, пропустил внутрь.

Жестом предложил сесть на стул, стоящий по другую сторону огромного стола.

– Крулевская Маргарита Сергеевна. Советник юстиции третьего класса. Находитесь в командировке, на курсах повышения квалификации, – хозяин кабинета сделал паузу, а женщина размышляла, что же последует за этим вступительным словом? Вдруг её хотят перевести в Ленинград? Вот было бы здорово! Хотя нет. Не годится. Больной маме этот промозглый климат явно здоровья не добавит, а одну её в Южно-Российске она ни за что не оставит.

– Курсант Крулевская вы меня слушаете? – пробасил генерал и Марго, вздрогнув, кивнула.

– Вас включили в комиссию по расследованию крушения, подпишите здесь и здесь, – хозяин кабинета протянул ей бланки с надписью «Совершенно секретно» и «Строго для служебного пользования», – надеюсь, содержание статьи семьдесят пять и двести пятьдесят девять УК РСФСР вам разъяснять не надо?

– Но какое отношение я имею к министерству обороны и военнослужащим? У них своя прокуратура и …

– Имеете, и самое непосредственное! С сегодняшнего дня вы включены в следственную комиссию, – генерал взял подписанные Крулевской бумаги и спрятал их в сейф и продолжил:

– Ваш непосредственный начальник, прокурор области Илья Сергеевич Тавров дал вам прекрасную характеристику. Не подведите его.

– Но я же никогда не вела дел, связанных с правонарушениями военнослужащими, это не мой профиль…

– Теперь будет ваш, – оборвал её генерал, – ознакомьтесь с материалом под расписку здесь, в кабинете. Читайте вслух, я ещё раз послушаю. Может, какая мысль и мою седую голову посетит.

 

«В первых числах февраля этого года, в Ленинграде, на базе военно-морской академии были проведены командно-штабные учения, для командного состава всех флотов Советского Союза. Все мероприятия были выполнены в строгом соответствии с утверждённым планом. Каких-либо инцидентов зафиксировано не было.

Поведены итоги, на которых командный состав тихоокеанского флота был признан лучшими.

По окончании учений, командующие флотов улетали к месту постоянной дислокации, за закреплённых за ними авиалайнерах.

 

Самолёт Ту-104 принадлежит Морской авиадивизии, входившей в состав Тихоокеанского флота. 

Командир экипажа –-подполковник Илющенко. Налёт за годы службы в военной авиации – 8150 часов, из которых 5730 часов на Ту-104.

Погоду, в районе аэродрома, несмотря на снегопад, метеослужба признала – лётной.»

«Из расшифровки «чёрных ящиков»

16:00.(время моск.) была получена команда «на взлёт.»

Командир вывел Ту-104 на взлётно-посадочную полосу.

Дождался разрешения, приступил к процедуре набора скорости. 

После чего, ещё не разогнавшись до нужной скорости, самолёт резко оторвался от земли и начал выходить на закритические углы атаки.

(сильно задирать носовую часть вверх!). Самолёт перешёл в сваливание.»

«Из показаний очевидцев.

«Примерно на высоте пятьдесят метров, воздушное судно приняло практически вертикальное положение, после чего начало крениться на правое крыло. Ту-104 стал падать. Перевернулся в воздухе и рухнул на землю. Вспыхнул сильный пожар. (самолёт был заправлен для дальнего перелёта!)»

 

Крулевская кончила читать и встала с места:

– Товарищ генерал, но я же ничегошеньки не понимаю во всём этом. Какая от меня может быть польза?

Она открыла рот чтобы продолжить, но хозяин кабинета подошёл к ней, взял за плечи и усадил на место:

– Из списочного состава, указанного в лётном листе, остались в живых семеро.

вице-адмирал Руслан Имануилович Головатов. 

Он с разрешения командования, улетел, за несколько часов до этой трагедии, на самолёте, который увёз в Мурманск, весь руководящий состав Северного флота. 

Второй выживший – каперанг, командир отряда кораблей, базирующихся на Камчатке. Он, и его подчинённые, улетели регулярным рейсом Аэрофлота.

Вот этими людьми тебе и предстоит заняться. Одно дело, когда их допрашивают, такие же военные, как и они, и совсем другое, когда следователь прокуратуры, да ещё из какого-то далёкого южного города. 

Ты, вообще на Дальнем Востоке бывала? В прочем это не важно. Приказы не обсуждаются. Ступай в кассу аэрофлота, сдавай билет… именно сдавай, а не обменивай! Поняла меня? Отныне ты ленинградка, до завершения этого дела, а сколько оно продлится только Богу известно, хотя его и нет. Если бы был, разве позволил стольких людей одним махом… – в это момент в кабинете зазвонил телефон и генерал, дав знак, что аудиенция окончена, снял с рычага ярко красную трубку.

 

КЭЧ Ленинградского гарнизона. 

– Марго! Ты ли это? Рад видеть. А я сижу и гадаю, с кем бы мне сегодня вечерком в Мариинку сходить?

– А у тебя и билеты есть? – забыв поздороваться Крулевская удивлённо рассматривала своего давнишнего знакомого Виктора Половинкина, пару лет назад перешедшего на работу в Комитет государственной безопасности, – ах, да совсем забыла вам, комитетчикам, полагается посещать здание Терпсихоры, через служебный вход.

– Узнаю старую, то есть, я хотел сказать – давнюю подругу. Ты, я вижу, по утрам язычок напильником, продолжаешь точишь, – при этих словах мужчина протянул ей ключ с большим брелоком, – апартаменты номер тринадцать. Мы с тобой соседи.

– Виктор! Когда успел? – Марго округлила глаза. Меня же только час назад, – она осеклась, вспомнив о подписанных бумагах «О неразглашении».

Половинкин всё понял и, улыбнувшись, продолжил:

– Если честно, то тебя в нашу команду включили по просьбе моего высокого начальства, но с моей подачи, ибо лучшего дознавателя я не знаю. А дело, сама понимаешь, на очень высоком контроле. Выше некуда. Всё руководство дальневосточного флота одним махом. Если это «холодная война» и диверсия, то я снимаю, перед врагами шляпу.

– Ты знаешь кто? Ты, скотина и вообще гад! Никогда тебе такого не прощу. У меня мама больная в Южно-Российске! За ней уход нужен, а ты… ты… меня...сюда… надолго! Может быть, даже на целый год! – на глазах Крулевской заблестели слёзы.

– Она сейчас, – мужчин посмотрел на часы и продолжил, – в данный момент, поезд Южно-Российск – Москва подъезжает к белокаменной. У неё направление в больницу имени Бурденко. В твоём номере есть телефон, можешь ей, через часик-другой позвонить. А на выходные, если они, конечно, у нас с тобой будут, даже смотаться в столицу. Всяко ближе, чем в Южно-Российск.

– Ссс – спасибо, – давя комок в горле шёпотом произнесла Марго, – но как тебе это удалось?

– Не меня благодари, а своего областного прокурора. Он поставил условие, и, как видишь, ему пошли навстречу. Выходит, ты – очень ценный кадр. Ладно, кончай болтовню. Минут двадцать на всё, про всё, тебе хватит? Впрочем – неважно. Через час за нами приедет машина, и мы отправляемся допрашивать Харченко Николая Борисовича.

– А это ещё кто такой, – голова, женщины кружилась от потока свалившейся на неё информации.

– Командир отряда камчатских кораблей. Сегодня утром оттуда прилетел. Везунчик. По всему выходит, – в рубашке мужик родился.

– Но надо же подготовить план допроса, ознакомиться с его личным делом. Нельзя же так с…

– Лзя! И ещё как льзя, – перебил её Половинкин и, подхватив её небольшой чемодан, поспешил по ступенькам ведущим на второй этаж, – ты только представь: «за годы последней мировой войны весь советский флот потерял четырёх адмиралов, ещё шесть умерли своей смертью или по причинам, не связанным с боевыми действиями. Десять адмиралов – за всю войну, а тут – шестнадцать в один день, в мирное время!».

 

Одетый в отлично сшитый импортный костюм мужчина, не представившись и не назвав своего звания и должности, встретил Крулевскую и Половинкина у парадных дверей и проводил в специально оборудованную комнату, с новейшей видеозаписывающей аппаратурой:

– Прежде чем вы приступите к своей работе, хочу ещё раз напомнить следующее, – совсем недавно закончилась Китайско-вьетнамская война.

Напрямую она нас не касалось, но безучастным наше государство оставаться не могло, это раз. Теперь – два. Идёт война в Афганистане! И три – американские авианосцы, набитые их морпехами, как селёдками в бочке, постоянно курсируют по Тихому и Индийскому океанам, и, конечно, готовы, при любом удобном случае, высадить десант. Может быть, и на Дальний Восток, ведь наш флот практически обезглавлен!...

– Простите, пожалуйста, но к чему вы нам… – Маргарита демонстративно посмотрела на маленькие женские часики.

– Да к тому, товарищ прокурорский следователь, – в его голосе зазвучали стальные нотки, – что согласно приказу министра обороны, весь Тихоокеанский флот приведён в состояние полной боевой готовности. Было ли крушение самолёта диверсией или нет, будете решать не вы, но задерживать надолго, без веских причин каперанга, в такой ответственный момент вам никто не позволит. Я всё сказал!

И сопровождающий открыл дверь в кабинет, где уже сидел человек в морском кителе с тремя звёздами на погонах.

Из допроса капитана первого ранга Харченко Николая Борисовича.

Половинкин: – скажите, пожалуйста, почему вы решили отбыть регулярным рейсом Аэрофлота, а не воспользовались служебным самолётом командующего флотом и не полетели со всеми вместе.

Харченко: – расстояние от Владика до Петропавловска по трассе восемь с половиной тысяч километров, а если по воздуху то шесть тысяч двадцать, а по океану, то свыше пяти тысяч миль! Сколько бы времени мне пришлось потратить на этот крюк? А я спешил к своим хлопцам, хотел побыстрее поздравить с победой нашего флота на учениях. Ведь за этим должны были последовать приказы о присвоении очередных воинских званий и тому подобные «плюшки». Вот и попросил командующего разрешить мне и пятерым капитанам сторожевых кораблей отбыть к месту службы обычным гражданским рейсом. И тот, с радостью, дал добро.

Крулевская: – Что значит, с радостью? Он, что, не хотел видеть вашу команду на борту служебного самолёта? У вас с ним, какие отношения?

Харченко: – Нормальные. Строго уставные. А какие ещё могут быть отношения у обычного каперанга и адмирала? Он даже приказал, чтобы я по прилёту, подал рапорт о компенсации всем офицерам стоимости авиабилета. Мы же на свои, кровные их покупали. Согласитесь, сто сорок девять рублей, на шесть помноженные, – деньги не малые.

Половинкин: – на сколько нам известно, командующий по возвращении во Владивосток планировал провести в своём штабе какие-то общефлотские мероприятия. Ваше присутствие на нём не предусматривалось?

Харченко: – Мне-то откуда знать, что у командира в голове, но скажу, по секрету, впрочем, извините, мне добавить нечего. 

Крулевская: – я человек не военный, но, может быть, вы поясните, почему в гражданской авиации самолёты Ту-104 два года назад прекратили эксплуатировать на всех, без исключения авиарейсах, а в вооружённых силах они всё ещё летают?

Харченко: – с этим вопросом вам надо не ко мне, а в Министерство обороны обращаться. Полагаю, что у нас в армии уход за старичками гораздо лучше, чем у гражданских. Техрегламент строго по графику и всё такое, вот они и трудятся на благо Родины, кстати и на Камчатке, всё ещё немало различных кораблей с истёкшим сроком эксплуатации, но это, как говорится, военная тайна, надеюсь, у вас к ней есть допуск, раз уж допрашиваете меня вы, а не наша доблестная военная прокуратура.

В кабинете повисла тишина, Крулевская обдумывала, как получше сформулировать вопрос, который вертелся у неё на языке, но не успела, ибо скрытый под потолком динамик, вдруг, ожил и металлическим голосом сообщил:

«Следователи ваше время истекло, прошу покинуть помещение, а товарищу каперангу, оставаться на месте и подготовиться к ответу на вопросы полномочных представителей технической комиссии штаба ВМФ».

 

Вечер того же дня. Фойе Мариинского театра.

Марго машинально отвечала на вопросы Виктора: о впечатлениях, о первом акте «Травиаты», о величественных залах театра, о буфете, с огромным количеством всевозможных вкусностей. Наконец, не выдержала и заглянула в глаза своего спутника.

– Половинкин! Какая, к чёртовой бабушке, Виолетта Валери, какой Жорж Жермон вместе с Флорой Бервуа ? Похороны уже завтра, а мы с тобой ни на шаг...

Чекист нежно приобнял свою спутницу, и огляделся по сторонам, ожидая увидеть осуждающие взоры заядлых театралов, но таковых не обнаружилось. Разодетая ленинградская публика спешила в буфет, желая насладиться бутербродами с сёмгой, форелью и икрой, двух цветов.

– Маргоша. Мы с тобой всего-то день отработали. Одного свидетеля допросили, да и то, не до конца. О каком шаге ты говоришь. Завтра вице-адмирал с Мурманска прилетает, может быть, от него что-то путное узнаем.

– Ага как же? Узнаем. Сколько нам минут отпустят на общение с ним? А потом попросят на выход, хорошо хоть не с вещами, – тараторила Крулевская, боясь потерять ускользающую мысль, – Харченко хотел нам что-то важное сказать, но не сказал. И знаешь почему? Потому что в том кабинете аппаратуры всякой записывающей, что у жучки блох. Почему адмирал… с радостью отпустил его в свободное плаванье, то есть разрешил лететь домой регулярным рейсом. Понимаешь… с радостью.

– Не понимаю, госпожа сыщица. Ты, вообще звонки слышишь? Уже третий был, давай уж досмотрим похождения этой буржуазной куртизанки, а по дороге домой обсудим план на завтра. Адмирал, путь даже и вице, это тебе не полковник, с ним надо ухо востро держать. Ляпнешь не то и звёздочка с погон тю-тю. И хорошо, если только одна, – Половинкин подхватил женщину под руку и, ускоряя шаг, повёл к входу в зрительный зал.

 

Из допроса вице-адмирала Руслана Имануиловича Головатова. 

Половинкин: – товарищ вице-адмирал, вы первым из всего командного состава покинули Ленинград. Всё верно?

Головатов: – так точно. В тот трагический день рано утром убыл с бортом, который забрал руководство Северного флота СССР. Мне, было разрешено навестить родственников, живущих на Севере. 

Крулевская: – пожалуйста, поподробней. Кого конкретно вы хотели увидеть?

Головатов: – у вас же перед глазами моё личное дело. Там всё изложено. Вы, что с ним ещё не ознакомились? Хорошо, я отвечу. Родился я там. Родни – каждый второй. В конце концов, дочь у меня там растёт. 

Половинкин: – Кто именно, дал вам разрешение лететь не во Владивосток, а в Мурманск?

Головатов: – Мой непосредственный командир, кто же ещё? Неужели это не понятно?

Половинкин: – Вы знали, что по прилёту на Дальний Восток, командующий флотом, собирается провести большое совещание с личным составом. Ваше присутствие там не было обязательным?

Головатов: – об этом мне ничего не известно.

Крулевская: – вам не кажется это странным. Согласно выслуге лет и блестящему послужному списку вы первый претендент на должность командующего Тихоокеанским флотом, а потом и всего ВМФ! 

Головатов: – вы хотите сказать, что у меня был мотив, угробить одним махом всех друзей-сослуживцев? Очень жаль, что вы двое не носите военную форму и никогда не служили во флоте, иначе я бы не посмотрел!... Отвечаю по существу вопроса. Охраной военного аэродрома всегда занимается отдельный батальон! Мне он не подчиняется! Это во-первых, во-вторых, на объекте круглосуточно находятся особисты из контрразведки ВМФ! В-третьих, все личные дела и характеристики обслуживающего персонала, всех, без исключения, во время проведений подобных учений изучается, разве что, не под микроскопом. Есть ещё и в-четвёртых! Террористический акт или попросту – диверсия вражеских спецслужб исключается полностью! Пронести взрывчатку на борт самолёта, командующего флотом, находящимся круглосуточно под усиленной охраной – невозможно ни теоретически, ни, тем более – практически.

Крулевская: – я изучила ваше личное дело. Вы, в начале своей карьеры, служили в морской авиации. Были лётчиком. В следствии этого, у вас наверняка есть своя версия произошедшего. Почему Ту-104, проверенный и надёжный, упал на первых минутах полёта.

Головатов: – нарушена центровка и перегруз. Больше я вам ничего не скажу. В нашем ВМФ полным полно спецов, в этой области, не могу и не буду отбирать у них хлеб. У вас ещё ко мне вопросы есть?

 

Больше совместно допрашивать кого-либо Половинкину и Крулевской не позволили. Женщину включили в группу следователей военной прокуратуры, работающей с делами служащих аэродрома, а Виктор был откомандирован в распоряжение усиленной военно-технической комиссии.

Две недели спустя. Номер Маргариты Крулевской в гостинице КЭЧ. 

Марго нервно швыряла в чемодан свои немногочисленные вещи, то и дело поглядывая на часы. Но до отправления поезда Ленинград – Москва была ещё уйма времени.

Подумала, – отправиться, что ли, на вокзал, и упросить проводниц взять её в более ранний рейс, помахав прокурорской корочкой. Конечно, не откажут, но что она будет делать в Москве, приехав туда ночью. В больницу, к маме её, конечно же, не пустят, придётся куковать в зале ожидания или в помещении смежников из транспортной прокуратуры. 

Женщина устало опустилась на видавший виды стул, в голове почему-то навязчиво стучала одна и та же мысли «помахав корочкой, махнув корочкой». Как много у нас в стране решают корочки, лампасы на штанах, большие золотые звёзды… – додумать до конца мысль она не успела. В дверь номера робко постучали, – если это Виктор, пошлю его куда подальше! Втянул меня во всё это, и даже согласия не спросил. Одно слово – Комитет, что хотят, то и делают! И никто им не указ! Даже вся могучая «красная» армия, со всем своим флотом.

 

Она оказалась права, за дверьми выглядывала из-за огромного букета роз голова Виктора.

– Не пущу и не надейся! Подхалим несчастный! И никакие цветы тебе не помогут! Век тебе не прощу!…

– Чего не простишь? – легонько отодвигая женщину и проникая в номер, поинтересовался Половинкин.

– А то ты сам не знаешь. Следствие закончено, забудьте! Не знаю так тебя, а меня никто даже и не подумал ознакомить с результатами расследования. Конечно, зачем жалкому винтику знать, как крутятся большие и блестящие шестерёнки.

Между тем Виктор раздобыл где-то пыльную вазу, поставил в неё букет и откупорил бутылку дефицитного «Cotnari», – надеюсь, не откажешься, – он выдержал театральную паузу, – хотя бы пригубить.

Марго хотела сказать Виктору, что-то едкое. Побольнее оскорбить его, а ещё лучше – ударить, но вместо этого, вдруг вспомнила маму, лежащую в большой и чистой палате, в окружении консилиума врачей. 

Молча опустилась на стул и прошептала:

– Наливай, коль уж принёс. Наверное, по дороге сюда, в гастрономе купил, за углом. Выбросили, чтобы план месяца вытянуть.

– И ты, догадалась? Впрочем, кто бы сомневался! Давай, за тебя Маргоша,

и за то, чтобы в нашей стране не гибли люди за банальный дефицит.

Вино действительно было выше всяких похвал. Через полчаса бутылка опустела и молодые люди, включив погромче радиоприёмник, вышли на балкон, от греха подальше. Уж где-где, а в КЭЧе «уши» были, точно.

 

– Ладно, я допёр. Это и понятно. Работал, сутки напролёт, в технической комиссии. Пришлось гору документации перелопатить. Там, конечно, кое-что подчистили, но не стыковки-то, остались. А ты, как докумекала, колись.

– Помнишь Харченко?!

– Ещё бы, такого не забудешь. Колоритный мужчина. Одно слово –шкипер, то есть капитан, издалека видно! – Половинкин развёл руки в стороны, показывая габариты камчадала.

– Во-во. На допросе он утверждал, что адмирал сразу дал его команде добро, на полёт регулярным рейсом Аэрофлота. Почему? Какая такая радость, что каперанг и его подчинённые не полетят вместе со всеми?

Половинкин молча пожал плечами, а Крулевская продолжила:

– Почти полтонны веса! Значит, можно ещё пять центнеров дефицитных товаров в самолёт загрузить! Я тщательно проверила все торговые накладные. Для поощрения победителей штабных учений, в ленинградском Военторге, припасли много чего интересного. Там были и румынские стенки, и югославские гарнитуры, и немецкие телевизоры с видеомагнитофонами «Грюндик», холодильники «Розенлев», полностью автоматические стиральные машины, французская парфюмерия, я уже не говорю о всяких там джинсах и прочих мужских и женских тряпках.

– Нежели на Дальнем Востоке, со всем этим проблема? Тем более, для первых лиц ТОФа, – Виктор опустил голову и посмотрел на свои, начищенные до блеска, финские туфли фирмы «Топман».

А Марго гневно продолжала:

– По всему выходит, что в те дальние края, военторговские работники посылают товар, по остаточному принципу. Но сейчас не речь о том. В бедную Тушку погрузили не только добро, предназначенное лично командующему, но и товары, приобретённые его заместителями и помощниками. В общем, забили под завязку, но ни командир Ту-104, ни другие лётчики, не проконтролировали расположение груза внутри фюзеляжа самолёта...

– И центровка общей массы превысила все допустимые пределы, – бесцеремонно оборвал Крулевскую мужчина, – комиссия, к которой меня прикрепили, выяснила, что хвост самолёта стал гораздо тяжелее положенного. Это ухудшило аэродинамику. Когда Ту-104 стоял на земле, это никак не ощущалось, но стоило лайнеру подняться в небо…

– Марго не осталась в долгу, и, в свою очередь, не дала договорить комитетчику, оборвав его на полуслове:

– Я буквально под микроскопом изучила личное дело командира самолёта. Подполковник Андей Васильевич Илющенко пилот опытный! Чуть меньше шести тысяч часов налёта! Согласись, никому другому возить таких важных персон и не доверили бы. Объясни мне, сугубо гражданской и непонятливой, как же он мог не проконтролировать погрузку? Не запретить это безобразие! 

– Элементарно не хватило смелости. Разве посмел бы, простой подполковник подойти к адмиралу и приказать тому, прекратить погрузку и оставить на аэродроме уже оплаченное добро? 

 

Следователи молчали. Каждый думал о своём и, конечно, о страшной трагедии.

Первой не выдержала Крулевская:

– Выходит, что лучших людей флота погубил, Его величество, дефицит. Будь он трижды неладен! 

– Полагаю, что так, – согласился с ней Виктор, но уверен на все сто процентов, что ни в одном отчёте о трагедии этого не напишут. Как обычно, обвинят пилота, снег и погоду, устаревший самолёт. Он ведь, действительно, был очень старый.

– Мне уже пора, ещё немного и я на поезд опоздаю, – Марго нежно чмокнула в щёку мужчину и тут же платочком стёрла след от помады:

– Это тебе за маму, но впредь, пожалуйста, прежде чем что-то предпринимать, не сочти за труд, позвони мне… пожалуйста.

 

Из приказов Министерства обороны СССР. 

«…. – Запретить высокопоставленным командующим летать на одном самолёте или одним рейсом вместе со своими заместителями!...»

 

«... Обязать командиров всех рангов, находясь в статусе пассажира, неукоснительно подчиняться всем требованиям экипажей самолётов, невзирая на чины и звания!»

«Снять с должности и уволить в запас полковника А.В. Ярыгина из управления N__ ской ракетоносной авиационной дивизии, которой принадлежал потерпевший крушение Ту-104.»

«Все авиалайнеры Ту-104 находящиеся на балансе вооружённых сил СССР вывести из эксплуатации, в кратчайший срок. Исполнение доложить!»

«Материалам по данной катастрофе присвоить гриф «Секретно» и передать в архив Министерства обороны».

 

 

ДЕЛО О ДОВЕРЧИВЫХ ИНОСТРАНЦАХ (на основе реальных событий, имена и фамилии действующих лиц выдуманы автором, совпадение их с реальными людьми – чистая случайность) 

 

1980 год. Май. Южно-Российск. Здание прокуратуры.

Советник юстиции третьего класса – Маргарита Крулевская – встала из-за стола и подошла к окну, мельком кинув взгляд на весеннее море, искрящееся под лучами почти летнего солнца, затем снова повернулась и стала всматриваться в лицо потерпевшего. Странное дело, но именно с этой точки её кабинета люди, сидящие по другую сторону от её стола, выглядели иначе.

И этот Ейло Ольссон, житель далёкой Скандинавии, вынужден повернуть голову в её сторону.

Теперь она отчётливо видела жилку на его шее, подрагивающую в такт лежащим на коленях рукам.

Состояние потерпевшего женщине было вполне понятно. «Наверное, десять раз подумал, прежде чем прийти сюда и пожаловаться на бесчинство всемогущего КГБ. Им ведь там, наверное, с малых лет, внушают, что в Советском Союзе страшнее этих трёх букв ничего нет. А может быть, всё, что он говорит, чистая правда? И какой-нибудь вконец завравшийся сотрудник конторы пошёл в разнос и вместо того, чтобы тайно или явно охранять иностранцев от нежелательных встреч м её постоянными клиентами решил сам…. Нет, такого не может быть, от слова совсем!» – одна мысль в голове Маргариты стремительно сменяла другую.

– Я, конечно, харашо понимаэт, что ваша страна трудно провадит такое масштабное мероприятий, нужны кроны, много крон, то есть – денэг. Но зачем же вытаскивать из машины, бить, унижать, забирать мою девушка, то есть спутница, сразу, как это будет по-русски – тюрьма? Она же ни в чём не виноват. Она проста хотела ехать в мой отель, вкусно кушать, слушать музыка. Я не есть женат. Я не совершат никаких нарушений закон вашей страна. Я сюда приезжать, чтобы КГБ меня здесь защищать, а они отбирать мои денег…..

Я хочу сюда конкус, это можна делать? – Ольссон хотел продолжить свой монолог, но Крулевкая его решительно оборвала.

– Нет товари… господин Ейло! Мы приглашаем консула к задержанным или обвиняемым, а Вы потерпевший и совершенно свободны. Можете покинуть этот кабинет в любую минуту.

– Я есть, это, с удавольствия, но я хачу сначала знать, когда мне вернут портмоне с крона и что с моей Наташа? Девушкой, которую арестовала КГБ?

– Идите вот туда и спросите у них! – Марго ткнула пальцем в окно, указав на массивное здание областного отделения Комитета Государственной безопасности, расположенное на противоположной стороне площади.

– У нас в Швеция так нельзя. Я много путешествовать по мир, бывать много стран, нигде нельзя идти жаловаться на полицию в саму полицию. Надо всегда заявлять в другую контору, разве у вас, в СССР, не так?

– Должна Вам сказать, что Вы, Ольссон, смелый человек. Далеко не каждый способен совершить такой поступок, – Маргарита невольно улыбнулась, села за стол и продолжила заполнять бланк заявления.

– Какой поступок? Я не понимать?

– Прийти сюда и пожаловаться на всемогущий комитет. Распишитесь, пожалуйста, вот здесь и здесь, – женщина протянула потерпевшему бумагу.

– Не важна, как называется ведомственный контор. Никто не имеет прав нарушать закон! Так меня учил мой па-па. Иначе мир упадёт в…

– Тартатары, – закончила за него Крулевская, убрала листы в сейф, подписала ему пропуск и проводила до дверей, – надеюсь, следующая встреча с Вами у нас будет более приятная.

– Вы находить грабител? Я хотел сказать, тех людей, которые меня немного обижать и даже бить, больно.

 

Полчаса спустя в кабинете прокурора области. 

– Валентин Анатольевич, я, конечно, понимаю, что такого не может быть, потому что не может быть вообще, но, возможно, Вы по своим каналам всё-таки пробейте, а вдруг у них там... Люди разные, могут встретиться и такие.

– Не может! И даже думать об этом не смей! Запрещаю! Прежде чем корочку выдать, будущих сотрудников КГБ кадровики через такое мелкое сито просеивают, не приведи Господи. И если окажется, что прабабка или, того хуже, дед имели привод в участок за плевок в неположенном месте, то всё! На, вот, лучше почитай! Только вслух и здесь. Выносить эту папку из моего кабинета никому нельзя! Даже мне!

«За последнее время участились случаи разбойных нападений на иностранцев с целью грабежа. Двое неустановленных лиц (один из них одет в милицейскую форму) на машине с включённым громкоговорителем догоняют такси, в котором находится иностранец, и, приказав немедленно остановиться, вытаскивают его из автомобиля, предъявив удостоверение красного цвета. Во всех случаях в салоне такси потерпевший находился не один, а с девушкой, которую неизвестные якобы арестовывают и увозят в своей машине.

Иностранцы за редким исключением отказываются писать заявление, ссылаясь на возможную последующую месть со стороны сотрудников КГБ, и покидают нашу страну, улетая ближайшим рейсом Аэрофлота». 

– Вот. «За редким исключением». Так что тебе, Крулевская, с этим, как его, Ольссоном крупно повезло. Бери его в оборот и быстренько составляй фоторобот псевдоКГБшников, это раз. Второе – ищи попутчицу: где и как он с ней познакомился, ну и тому подобное. И третье – таксист! Разыщи его, чай не иголка в стоге сена, у нас в городе всего два автопарка.

– И в каждом по пять сотен машин, – чуть слышно буркнула Марго.

Прокурор не обратил на её реплику никакого внимания и продолжил:

– Смотайся в аэропорт, возьми списки всех иностранцев, улетевших за последний месяц, будем выяснять причины их поспешного бегства. И помни, до начала международных состязаний остаётся один месяц, а это что значит? – Марго открыла рот, чтобы ответить, но начальник махнул рукой и продолжил, – а то и значит, что эти негодяи должны сидеть за решёткой через пятнадцать суток и не днём позже! Вопросы есть?

– Да, – женщина поднялась с места, – Ольссон плохо говорит по-русски. Будет очень трудно работать с ним по составлению словесного портрета.

– Ты институт заканчивала?

Марго утвердительно кивнула.

– Экзамен по-иностранному сдавала?

– Но у меня был немецкий.

– Не имеет значения. Иди уже, работай. Меня первый секретарь обкома вызывает. Сама понимаешь, к таким людям опаздывать никак нельзя!

Вечер того же дня. Валютный бар гостиницы «Южные ночи».

Аннушка закусив губу вышла из «дамской комнаты». Как же ей всё это надоело – играть роль простушки-провинциалки, совершенно случайно оказавшейся в этом баре; знакомиться с иностранцами исключительно для того, чтобы хоть немного поупражняться в английском языке, якобы она ведь приехала в областной центр исключительно для того, чтобы летом подать документы в ВУЗ на факультет романо-германской филологии, затем позволить им напоить себя элитным алкоголем и сесть с одним из них в дежурившее рядом с гостиницей такси, а дальше уже забота её будущего мужа. Она для него всё делает, а он, зараза такая, замуж ну никак не зовёт! «Правда, денег даёт сколько прошу, но ведь мне этого мало. Хочется нормальную семью, собственную квартиру, хотя бы двушку, но в новом микрорайоне, да и детишками уже обзаводиться пора».

Тяжело вздохнув, девушка поправила причёску и уселась за забронированный столик, внимательно рассматривая посетителей и выбирая будущую жертву. И та не заставила себя долго ждать.

– И пачему такая… э… такая красивый гёрл сидит одна, скучает? – рядом с ней опустился на стул иностранец в отлично сшитом вельветовом костюме.

– I speak a little English. Let’s talk on it, if you don’t mind, of course. And practice is more convenient for you and for me. After all, I am a student of the Faculty of Foreign Languages. However, in the future. (Я немного говорю по-английски. Давайте поговорим на нём, если Вы, конечно, не против. И Вам удобней, и для меня практика, ведь я студентка факультета иностранных языков. Правда, в будущем; анг.)

Через час Аня с новым знакомым уже садилась в услужливо подкатившее прямо к дверям бара такси, чтобы ехать к ней домой и знакомиться с её коллекцией картин русских авангардистов начала века.

 

Два дня спустя

Крулевская разве что не спала на работе. Выучила почти наизусть имена и фамилии иностранцев, срочно покинувших их город до начала международных соревнований, запросила в отделе специальной литературы и перечитала в зарубежной прессе все статьи, прямо или косвенно касающиеся её родного Южнороссийска. Ограбленные иностранцы, добравшись до дома, не скупились на интервью. На разных языках увещевали сородичей «ни в коем случае не ехать на эти чёртовы соревнования, ибо во всём Советском Союзе бесчинствует КГБ, на которое нет управы». И никакая полиция, то есть, милиция к ним на помощь ни за что не придёт! Ибо тамошние сотрудники сами боятся этого КГБ!

– Значит, всё-таки серия! И бедный, добрый Ольссон всего лишь один из многих пострадавших, – Марго вытащила из папки фоторобот дамы, составленный со слов Ейло.

На советника юстиции смотрело простое русское лицо девушки-станичницы, которых в городе хоть пруд пруди. Опрос всех барменов «Южных ночей» ничего не дал. Всех как один втягивали голову в плечи и утверждали, что такую никогда в своём заведении не видели. То ли фоторобот был составлен неверно, то ли они её узнавали, но боялись кого-то. Скорее всего, – второе. Но вот кого, кто стоит за этой простушкой? Конечно, по её просьбе Валентин Анатольевич каждый вечер отправляет в бар сотрудников милиции в штатском. Пока безрезультатно. По всей видимости, после очередного гоп-стопа бандиты держат паузу. «Но какую? Эх, знать бы!».

Следующей бумагой, извлечённой из папки, была справка от дирекции гостиницы о проживающих в ней иностранных гражданах. Их оказалось очень много, почти девяносто процентов от общего количества мест, и на то были веские основания. По их зарубежным ценам проживание в Стране Советов было баснословно дешёвым. Недельный тур и Южнороссийск стоил меньше ста долларов. «Да у них там за такие деньги даже в соседнюю провинцию не съездишь. А у нас к тому же, правда, пока только для иностранцев, появился ещё и так называемый шведский стол, то есть обильный завтрак, уже включённый в стоимость проживания. Одно слово – халява. Вот и едут сюда за русской экзотикой и сильно дешёвой водкой, а мы их охраняй. Но как? Ведь к каждому иностранцу милиционера не приставишь!».

«Так, стоп! – в голове Крулевской щёлкнул её знаменитый тумблер, – форма! На одном из грабителей была милицейская униформа! Удостоверение они предъявляли конторское, а форма – милицейская. Не вяжется. КГБшники, конечно, если надо, то любой одеждой обзаведутся, но ведь мы исходим из того, что…. В общем, всем же ясно, что корочки не из их отдела кадров. Тогда из какого? Надо ещё раз допросить шведа, может, он разглядел фамилию в удостоверении, хотя это вряд ли. И ещё: мигалки на КГБшной машине не было, а громкоговоритель был. Его просто так в магазине не купишь. Значит, остаётся барахолка. Там, конечно, и атомную бомбу можно приобрести, в разобранном виде, но такую технику – только где-то списанную! Где? Когда? Так, срочно пишем запрос во все милицейские автопарки города, ну, и области, конечно. Заодно упомянем в нём и комплект униформы, хотя и ежу понятно – с этим гораздо сложнее!». 

Ход её мыслей прервал решительный стук в дверь. Секунду спустя дежурный втолкнул в кабинет дрожащего мужичка с трёхдневной щетиной на лице и необъятных размеров женщину в форме сотрудницы почты.

– Товарищ следователь, вот, принимайте это Чудо-Юдо. Свалился, понимаш, на мою голову позавчера, – вместо приветствия грудным голосом затараторила посетительница, – иду я, значит, вечерком, припозднилась на сортировке, темно уже, а он, бедолага сидит, дрожит весь. Голый, почти, одни труселя на нём, да майка. Хороша така, не нашенска. Ну, я, грешным делом подумала, мол, допился, гад, до белой горячки, всё с себя за бутылку водки отдал. А он меня как завидел, да как залопочет не по-нашенски. Что мне оставалось делать? К себе привела. Какой-никакой, а всё же мужик. Вот только на третьи сутки благодаря нашему участковому до Вас и добрались. Тута иноверцам награбленное возвращают?

Мгновенно в голове Марго всплыли английские слова и целые фразы, зазубренные когда-то, на уроках иностранного языка в юрфаке.

– What’s your name and what happened?(Как вас зовут и что случилось?)

– The KGB officers took away all the documents, money and even took off my corduroy suit. I do not know why they need it. I have not violated any laws of your country. I was just driving to my friend’s house to see her collection of paintings.(Сотрудники КГБ отобрали все документы, деньги и даже сняли с меня вельветовый костюм. Зачем он им – я не знаю. Я никаких законов Вашей страны не нарушал, просто ехал к своей знакомой домой смотреть её коллекцию картин).

– Почему же Вы сразу не пошли в милицию? – Марго достала благ протокола и стала его заполнять.

– Все же знают, что КГБ сильнее милиции. Я совсем не понимаю, зачем с меня надо было снимать одежду. Ни в одной стране мира так не поступают, даже в Африке. Поверьте, я много путешествую и знаю, что говорю.

 

Когда потерпевший замолчал, Крулевская открыла телефонный справочник и позвонила в серый дом, стоящий на противоположной стороне площади.

– Дежурный по областному комитету, сержант Пилипенко слушает, – хорошо поставленным голосом сообщила трубка.

– Соедините меня с капитаном Половинкиным.

– Как о Вас доложить?

– Советник юстиции третьего класса Маргарита Сергеевна Крулевская.

Минуту спустя она услышала голос Виктора:

– Если ты об одураченных иностранцах, то, увы, ничем помочь не могу. Наша контора уголовными делами не занимается, надеюсь, тебе это известно. Вот если в твои сети шпион какой попадётся, тогда милости просим.

– Витя, но они же корочки ваши показывают, почитай зарубежную прессу, там КГБ на каждой странице и так, и этак склоняют.

– Во-первых, найди эти корочки, приноси, тогда и поговорим, а во-вторых, нас в их средствах массовой информации ещё со времён ЧК разве что по матушке не посылают, да и то потому, что русский матерный язык ни на какие другие не переводится. Но ты не отчаивайся. Всего я тебе рассказать, сама понимаешь, не могу, но кое в чём я помогу. Сходи к своему шефу и возьми там нашу справку «О переписке конторы с иностранными консульствами на тему: «Заявление граждан их стран о потере паспортов». В том, что их банально ограбили, никто из «растеряшек» не признаётся, но без этих корочек СССР легально покинуть не удастся. Поняла намёк? Пока они ещё здесь – находи повод и вызывай к себе без всякого стеснения. Надеюсь, эта статистика тебе поможет. Работай, удачи!

В трубке раздались сигналы отбоя.

 

Получив от прокурора папку с грифом «Совершенно секретно. Отпечатано в одном экземпляре» Марго до позднего вечера составляла план оперативных мероприятий.

1) Привлечь сотрудников городской милиции для усиления контроля за лицами, контактирующими с иностранными гражданами (барменами, официантами, переводчиками, горничными и другими сотрудниками гостиниц). 

2) Обратить особое внимание на проститут…, так называемых «ночных бабочек». По имеющейся оперативной информации их число резко возросло в преддверии предстоящих международных соревнований.

3) Через участковых и ЖЭК выяснить, кто из одиноких женщин и девушек приехал в город, снял частное жильё и фиктивно трудоустроился (сторожами, уборщицами, вахтёршами, дворниками и. т. п.) за последние пару месяцев.

4) При общении в обязательном порядке показывать фоторобот девушки, составленный со слов потерпевших иностранцев.

5) Попросить в помощь коллег для статистической обработки поступающей из различных источников информации и усиления работы с местными фарцовщиками. Предлагаю немедленно арестовать и допросить самых активных из них, заставив одного-двух сообщать в прокуратуру нужную информацию.

 

Скрупулёзно изучая материалы, полученные от комитета Госбезопасности, группа сотрудников милиции и прокуратуры, созданная по просьбе Крулевской, единодушно пришла к выводу, что иностранцы, заявившие об утере паспортов своих стран, как-то очень невнятно указывали на возможное место и время их утери, часто путались в своих показаниях и все как один не желали обращаться по этому поводу в советские правоохранительные органы.

Тому могли быть следующие причины:

1) У них отнимали паспорта при совершении незаконных валютных операций или продаже фарцовщикам привезённых из-за границы товаров.

2) Боясь огласки своих связей с местными девушками лёгкого поведения (почти все из заявивших о пропаже были женаты).

Из всего этого можно было сделать вывод, что банда преступников орудовала в Южнороссийске уже как минимум месяца три, с каждым днём наращивая число грабежей. 

Городской район «Черёмушки». Трёхкомнатная квартира в новом доме улучшенной планировки. То же самое время.

Аня Количенко лежала на недавно приобретённом по блату и всё ещё пахнущим лаком и кожей огромном диване, лениво листала журнал «Бурда-моден» и вспоминала свою в общем-то ещё очень короткую жизнь. 

Первая награда – почти что красный диплом, полученный ею в станичной школе весной прошлого года. Если бы не те три четвёрки по физике, математике и черчению, она бы сдала один вступительный экзамен и стала бы студенткой областного университета. А так, пришлось сдавать все и... не прошла по баллам. Родне, и станичной, и этой, городской, наплела, что записалась на рабфак и уж на следующий год всенепременно поступит! Сама же целыми днями слонялась по центру города, где располагались лучшие гостиницы и рестораны, рассматривала галдящие на всех языках толпы иностранцев, садящихся и выходящих из «Интуристовских автобусов», мечтала, что один из них обратит внимание на неё и сначала пригласит в ресторан, а потом возьмёт да и... влюбится. И тогда она сменив фамилию улетит в даль светлую и будет именоваться там госпожой, или сеньорой, или мадам. И не надо будет работать, а только бродить по магазинам, всегда торгующим иностранными шмотками, а по вечерам, конечно, походы в театры или их рестораны.

Но всё случилось с точностью до наоборот – влюбились не в неё, втюрилась по самые уши она!

Толика она заприметила сразу. Одетый в дорогой, по последней моде, костюм, явно при деньгах, он тоже высматривал кого-то в толпе иностранцев, снующих в холле гостиницы. Поборов робость, подошла, спросила по-английски:

– Aren’t you looking for me? (Не меня ли ли вы ищите?).

Ну а дальше пошло-поехало. После одной из бурных ночей любимый предложил ей вместе фарцевать (она тогда впервые услышала это слово) – скупать у приезжих шмотки, аппаратуру, диски с записями модных певцов, используя её знание английского языка. Перепродавали спекулянтам на местных рынках. Полученных денег не хватало даже на то, чтобы снять приличную квартиру и жить вдвоём, пусть даже и без штампа в паспорте. Зато статья 154 УК РФ весела над ними как дамоклов меч. 

 

Однажды во время очередного застолья их подельник, Вовка-таксист, рассказал, что пассажир-поляк понял, что его дурачат и разводят на деньги, везя через весь город на соседнюю улицу, платить по счётчику наотрез отказался, орал, что напишет жалобу в таксопарк и пожалуется в милицию. Но Вован не растерялся, пригрозил, что у него очень хорошие связи с КГБ, и если поляк не уймётся, то будет доказывать свою правоту, рубя деревья в далёкой Коми АССР.

Услышав это Толяна осенило, и он придумал новую схему, простую и вместе с тем сверхприбыльную! 

 

Кабинет прокурора области.

– Валентин Анатольевич, разрешите? – Марго буквально ворвалась в кабинет начальника, – Вы должны дать указание таксопаркам не выпускать машины на линию… на один день! 

Прокурор снял массивные очки, встал из-за стола, подошёл к подчинённой, принюхался.

– Вроде бы алкоголем не пахнет. Значит, просто белены объелась или того хуже, с ума сошла.

Город готовится к международным соревнованиям. В порту от спортивных яхт уже в глазах рябит! Народу понаехало. А ты такое несёшь! Ступай в медпункт, пусть тебе давление померят!

– Вот справка, прочтите, пожалуйста, – Марго положила на стол бумагу с синей печатью и подписью.

«В соответствии с приказом Минтранса СССР нами было выбраковано и реализовано по остаточной цене двенадцать машин марки «Волга». Каждый покупатель обязался за свой счёт перекрасить автомобиль в любой иной цвет кроме салатного или лимонного. Директор…..» (С появлением в 1970 году ГАЗ-24 советские такси стали единого салатового цвета, а к Олимпиаде 1980 года их перекрасили в лимонный).

– Вы поймите, один или несколько этих покупателей обещание не выполнили и мы…

– Да понял я. Ступай, работай, я наверх звонить буду, указание твоё пробивать. Вот неугомонная, взялась на мою голову. Надо же такое придумать – такси на линию не выпускать!

 

Три дня спустя.

Марго злилась, прежде всего на себя, ну и на весь остальной мир тоже.

Прокурор её просьбу выполнил. Вчера ни одно городское такси на линии не вышло. Гаишники задержали и доставили в её кабинет аж девять шоферов, нахально левачивших на своих частных «Волгах» и забывших их перекрасить. 

Но ни Ольссон, ни второй потерпевший на очной ставке не узнали таксиста, возившего их в тот злополучный день. Конечно, ОБХССникам она работёнки подкинула, это точно. За частный извоз у нас в стране по головке не погладят, но ведь так хорошо продуманная операция провалилась и как минимум выговор за срыв дневного производственного плана двух городских таксопарков (дай Бог, чтобы нестрогий) она себе уже схлопотала, это и к бабке не ходи.

– Можно, товарищ следователь? – в дверь просунулась кучерявая голова одного из частных таксистов, пойманных накануне с поличным, – я это, я того, помочь хочу, как честный советский гражданин.

– Честные граждане противозаконной деятельностью не занимаются! – буркнула Крулевская, указывая на стул, – что у Вас ещё, только кратко, более подробно и со всеми последствиями с Вами будут беседовать в другом управлении.

– Во-во. Я поэтому к Вам и пришёл. Добровольно. Меня все знают, цыганом кличут, за цвет волос. А я не какой не цыган, я крымчак по рождению, а он – калмык, узкоглазый, хотя имя у него русское – Владимир, говорит, что в честь Ильича родители назвали.

– Какой Владимир, Вы о чём, товарищ? – Марго с силой швырнула ручку на стол.

– Фамилию его я запамятовал, а пришёл я сюда, чтобы сказать – этот Вова всегда дежурит возле гостиницы «Интурист» и забирает самых «козырных» пассажиров. Мы пробовали его прогнать, да куда там. К нам подошёл один такой красивый, корочкой помахал, сказал, что здесь работает КГБ, и велел проваливать по-хорошему. А я наших гостиничных КГБшников всех в лицо знаю, он не из них, точно. Разве что новенький. Да и одет солидно так, весь в «фирме», за квартал же видно. Спецагенты, те так не одеваются, им выделяться совсем не резон.

Услышав это, Марго повеселела, достала листок допроса и ласково проговорила:

– Так, знаток секретной службы, давайте всё сначала и по порядку.

– Я, конечно, всё, что знаю, с превеликим удовольствием и всеми подробностями, только Вы скажите своим коллегам, чтобы «Волгу» не конфисковывали, а штраф я готов заплатить какой угодно, согласно этому, как его, вашему прейскуранту.

 

Через час Крулевская держала в руках фоторобот псевдоКГБшника, и чутьё ей подсказывало, что он и есть главарь неуловимой банды. В докладе она обозвала его кличкой «Красавчик». Вырисовывалась и схема работы его «команды».

 

– Ну, что же, реабилитировала себя в последний момент! Я, грешным делом, уже приготовился на тебя свору собак спустить. Представляешь, что я сам от первого секретаря горкома выслушал бы, если бы не этот фоторобот?! Только вот что, Красавчик твой КГБшные корочки подделать никак не мог! И это не обсуждается. Займись вопросом, что они с псевдомилиционером в нос иностранцам совали? И ещё, форма милицейская у нас ни в ЦУМе, ни в каком другом универмаге не продаётся. Так что, подключай к работе инспекцию по кадрам городского управления Внутренних дел, пусть свой личный состав через мелкое сито просеивают, но результат на вора выдают! Нам только воров в органах не хватало! Бумагу соответствующую на имя их руководства я тебе обязательно подпишу.

 

Сотрудники ОБХСС в долгу не остались, и через несколько дней на столе у Крулевской лежал их отчёт об отданной в ремонт и пропавшей в спецмастерской системе автомобильной громкоговорящей связи.

Оказавшись в прокуратуре, мастер-ремонтник отпираться не стал, и тут же рассказал, как не выдержал и соблазнился видеомагнитофоном «Панасоник», предложенным ему неким Толиком в обмен на милицейский громкоговоритель.

Так, в «Деле о доверчивых иностранцах» рядом с фотороботом главаря появилось и его имя.

 

Марго с помощью данных ей милиционеров составила карту, на которой были обозначены места, в которых иностранцы якобы потеряли свои паспорта и улицы, т. е. на которых ограбили иностранцев. На всякий случай туда по вечерам стали отправлять дежурить оперативников в штатском.

 

Две недели спустя. Совещание у прокурора области.

Половинкин поднялся с места и поправил китель (он редко надевал форму, но по такому случаю пришлось).

 – Мы пытались выйти на банду через живца. Я получил в нашем отделе «Спецодежды» костюм импортного производства и соответствующую обувь. Иностранным языком я владею достаточно хорошо, поэтому считал, что могу стать достойной приманкой для, скажем так, соблазнительницы. И она на меня вышла, но в последний момент от предложения поехать ко мне домой для более тесного знакомства отказалась. Полагаю, что ей обо мне сообщил бармен. В общем, надо признать, что операция «Подсадная утка» провалилась.

Следующим докладывал сотрудник городского отдела по борьбе с бандитизмом:

– От одного из наших агентов, дежуривших в тот вечер в «Интуристе», мы получили информацию, что житель одной из восточных стран сел в подъехавшее такси вместе с девушкой, фоторобот которой ему недавно показывали на оперативной встрече, передал номер такси, увёзших эту парочку. Машина была обнаружена на точке, которую указала на карте товарищ Крулевская. Дальше всё это происходило по написанному ею сценарию. Такси подрезала «Волга» с включёнными звуковыми сигналами, из неё вышли двое человек, один из которых был в милицейской форме.

Мы сначала подумали, что это сотрудники КГБ проводят свою спецоперацию и вмешиваться не хотели, но потом всё же решились, и вот, – милиционер указал на синяк под глазом. – Бандиты оказали сопротивление, причём человек, одетый в милицейскую форму, даже вытащил из кобуры табельный пистолет, снял предохранитель, готов был выстрелить….

– Ну дальше, не тяните, – попросил присутствующий на совещании секретарь обкома.

– Только в целях самообороны он был убит наповал. Об этом я уже написал рапорт и передал по инстанции. Аня Количенко, таксист и главарь банды – Анатолий Шершнев – по кличке Красавчик задержаны и находятся в нашем СИЗО.

«Надо же, как я угадала с его кличкой» – подумала Марго и словно прилежная ученица подняла руку для своего выступления. Хотела рассказать, что главарь банды тыкал в лицо ошалевшим иностранцам удостоверение дружинника, которое выписал для него сотрудник милиции, которого Красавчик долго обхаживал, делая дорогие подарки и давая значительные суммы в долг, а потом вообще сделал его своей правой рукой. Но слова ей так и не дали.

Секретарь обкома поднялся с места и густым басом произнёс:

– Я полагаю, товарищи, всем всё итак ясно. Банда обезврежена, награбленное будет возвращено потерпевшим. Идите, трудитесь на благо нашей страны и дальше. А мне надо кое о чём потолковать с прокурором.

 

И когда все покинули кабинет, он повернулся к его хозяину и тоном, не терпящим возражения, произнёс:

– Валентин Анатольевич, ты там в своих отчётах фамилию этого убитого милиционера не упоминай! Не надо. Сотрудники Внутренних дел у нас все как один – доблестные, добропорядочные, тем более в преддверии таких серьёзных международных соревнований!

Погиб при исполнении служебных обязанностей, и всё тут. Как говорится, на боевом посту!

 

 

ДОЛОЙ ГЛЮТЕН ИЛИ ОТКРЫВАЙТЕ ПОШИРЕ ВАШ КОШЕЛЁК! (около-научные рассуждения старого мельника)

 

Вопрос первый. Правда что глютен вызывает аллергию?

Для начала давайте вместе с вами разберёмся, что же такое этот самый Глютен и с чем его едят. Заглянем в святцы, ну то есть по-современному, погуглим.– Глютен – это сложный белок, входящий в состав большинства злаковых культур, и, в частности, пшеницы, ячменя и ржи. Содержание глютена в пшенице – не менее 80% от массы зерна. Латинское название gluten означает «клей» – именно поэтому глютен иногда называют «клейковиной». Скажу вам честно, одна из самых первых лабораторных работ, которые выполняют студенты нашего технологического университета по теме «Хлебопродукты», это и есть отмывание этой самой клейковины. Любой из вас без особых усилий может выполнить такую лабораторку и дома. Возьмите муку и воду, замесите немного теста. (ГОСТ на это исследование, я здесь специально приводить не буду, кому надо –напишите– сообщу индивидуально). А затем возьмём немного нашего теста и будем долго-долго мыть его под проточной водой. Что останется в наших руках и будет тот самый Глютен или, попросту говоря, наша сырая клейковина. Хочу предупредить сразу, ржаную муку не берите, её белок или клейковина) таким методом не отмывается. Но уверяю вас в ржаной муке она тоже есть и немало. Собственно говоря, чем её этой самой клейковины в зерне, а значит и в муке больше –тем лучше, ну сытнее хлеб будет. Поэтому повторюсь (я об этот уже писал в своих предыдущих беседах на этом сайте). В муке первого сорта клейковины всегда больше, чем в муке высшего сорта. Парадокс, но таковы условия построения технологического процесса помола зерна. Имейте это в виду. Теперь по существу вопроса. Я вот уже более сорока лет вожусь с зерном и мукой и никакой аллергии у меня и у моих товарищей на неё нет. И не только у нас мукомолов– мельников, нет аллергии, но и у абсолютного большинства людей. Ну, а у тех людей, у кого аллергия на хлеб и хлебобулочные изделия в целом (или цены на него), есть, то наверняка у таких людей будет аллергическая реакция и на глютен. Как говорится в семье всякое бывает.

 

Вопрос второй. Современные виды пшеницы вреднее, чем полвека назад?

– Тут я выскажу своё сугубо личное мнение. На мой взгляд, вреднее. Дело в том, что полвека назад не было такого количества разнообразных удобрений. И земля наша матушка не так была истощена, как теперь. За высокие урожаи надо платить. Нас на земле всё больше и больше, и кушать мы хотим всё вкуснее и вкуснее. Чудес не бывает, бывает хорошо поставленная Агрохимия. Но существо человеческое очень приспосабливаемое создание. Вы обратили внимание, что у нас в домах почти исчезли тараканы, не смогли приспособиться эти насекомые к продуктам с большим количеством химических добавок. А мы с вами смогли. Надеюсь, я ответил (как мог) на этот вопрос.

 

Вопрос третий. Полезна ли безглютеиновая диета, и возможно похудеть на ней?

– Начну со второй части вопроса. Похудеть на ней можно и даже запросто. Нет растительного белка, организм начнёт компенсировать нехватку энергии за счёт собственных жировых запасов. А вот полезна ли? –Тут я очень сильно сомневаюсь. Искусственно убирая глютен (природную клейковину) из продуктов производители заменяют её чем-то другим. А вот чем, это ещё вопрос, скорее всего, какими-то сложными химическими соединениями, а оно вам надо? Я уже не говорю о том, что такие новомодные продуты, стоят в разы дороже! А вот во сколько обойдётся вам лечение вашей дорогой и любимой «тушки», теми же химическими таблетками– одному богу известно.

 

Вопрос четвёртый. Возможны ли запоры от глютена?

– Конечно же, нет. Мне крайне противно слушать по телевизору всякую чушь, что глютен (клейковина) создаёт плёнку на стенках желудка и кишечника. Не усваивается организмом и тому подобное. Бред сивой кобылы. Человек начал употреблять хлеб ещё в древнем Египте, то есть не менее двух тысяч лет назад и наш пищевод идеально приспособился к этому виду пищи. Плохо испечённый хлеб, со всякими там добавками может вызвать скорее расстройство желудка, но никак не наоборот. После прямых углеводов (сахар, сладости ит.п.) выпечка вторая по быстроте усвоения. А вот уменьшить эту скорость, создать сытость в нашем желудке и призван цельнозерновой или ржаной хлеб. Но это уже совсем другая тема и мы её уже обсуждали и не раз.

 

Вопрос пятый. Где содержится глютен?

– Практически во всех злаковых культурах, больше всего его в пшенице, овсе, ячмене, ржи.

 

Может ли молочнокислое брожение (окисление) решить проблему нейтрализации глютена? И вообще, не считаете ли вы, что виною является дрожжевой хлеб. Известно, что до революции хлеб готовили с помощью опары, т.е. мука подвергалась молочнокислому брожению. Сейчас же хлеб готовится с помощью дрожжей, которые предназначены по своей сути для превращения сахара в алкоголь при приготовлении напитков, например, кваса.– Давайте начнём с того, что опара, это по сути те же дрожжи, только несколько иного приготовления. Задача дрожжей, так сказать, повысить газобразующую способность теста, сделать его пышным, воздушным и в итоге вкусным хлебобулочным изделием. Я уже говорил, повторюсь ещё раз. Все без исключения дрожжи как специальные, так и в опаре погибают при выпечке, однозначно! Они гибнут уже при температуре 100 градусов, а хлеб выпекается при значительно более высоких температурах. И вообще непонятно, зачем нейтрализовать этот самый глютен (клейковину), если наш желудочный сок, на раз с ним расправляется, добывая при этом нужную нам энергию. Да, квас и живое пиво содержат в себе некоторое количество живых, активных дрожжевых бактерий. Как ведут себя эти существа в нашем организме. По-разному, если кислотность в кишечнике нормальная, то они погибают, если нет, то, на мой взгляд, начинают вытворять, что твоей душе угодно, тем более ежели там, то бишь в кишечнике есть, чем поживится. Поэтому предлагаю не рисковать и не пить по возможности живое пиво совсем, ну а квас, куда же без него– строго дозировано.

 

Всё, что я вам тут рассказал, это только моё личное мнение. Мнение старого мельника и не более того. А вы уж там сами мотайте себе на ус. Ну если, конечно, он у вас есть.

 

НУ А ТЕПЕРЬ МЫ БУДЕМ ГОТОВИТЬ АБСОЛЮТНО Безглютеновый хлеб

ПОД НАЗВАНИЕМ – КУКУРУЗНЫЙ! (по материалам интернета)

 

НАМ ПОТРЕБУЕТСЯ:

1) Мука кукурузная – 1 стакан.

2) Яйца – три штуки.

3) Молоко – один стакан.

4) Брынза – грамм сто.

5) Сахар – одна столовая ложка.

6) Сода – половина чайной ложки.

7) Вяленые помидоры – штук шесть.

 

ГОТОВИМ:

1) Брынзу нашу трём на тёрке.

2) Помидоры нарезаем маленькими кусочками.

3) Яйца разбиваем в касу, в которой будем тесто замешивать.

4) Всыпаем туда же сахар.

5) Вливаем в касу молоко, перемешиваем взбиваем миксером. Недолго.

6) Всыпаем в касу кукурузную муку и соду, перемешиваем до однородности.

7) Добавляем натёртую брынзу.

8) Теперь настала очередь помидор. Окончательно всё перемешиваем.

9) Выливаем тесто в форму.

10) Ставим в духовку. Температура – 180 градусов. Таймер на 40 минут.

11) Прежде чем подать на стол – даём остыть! Это важно!

 

 

ДРУЗЬЯ ПО БЕЛОМУ БЕЗМОЛВИЮ

 

«Граф глянул на наглеца и обнажил шпагу...» – я задумался, как поярче описать, в будущем романе, предстоящую дуэль. 

 Внук Тимофей подошёл сзади и выпалил:– А если бы слон смог сразиться с китом, кто победил?

– Тимоша, не глупи. Эти звери живут в разных средах, и не могут…

– А пингвины и белые медведи в одной среде обитают? – перебил нетерпеливый потомок.

– Конечно. Они же полярные жители. Вернее, медведь полярный, а пингвин? – я задумался. Ведь полярными зовутся: совы, песцы, лемминги, росомахи и северные олени, то есть те, кто обитают в Арктике, под полярной звездой…

– И чего ты замолчал? – внук стоял и моргал, не понимая причины моего замешательства.

– Полярная звезда в Малой Медведице – самая яркая в этом созвездии. Её исстари прозвали путеводной, так как она всегда указывает на Север, – буркнул я, первое, что пришло на ум.

– И при чём тут какое-то созвездие? Это, во-первых. А во-вторых, я ничегошеньки не понял? Мы с тобой говорили о пингвинах и медведях, а ты твердишь про Медведицу, но неземную, а какую-то, небесную? Она то тут каким боком?

– А притом что ни пингвины, ни альбатросы её никогда не видели, ибо в южном полушарии, этой звезды нет. Над тамошними широтами располагается другое созвездие, – знаменитый Южный крест. Вот и выходит, что пингвины совсем даже не полярные, а Южно-крестовые или Магеллановы. Потому что созвездие Креста находится в одной трети от Большого Магелланова Облака.

– Дед! Ты со своей астрономией совсем меня запутал! Я, когда вошёл, какой вопрос задал?

– О среде обитания пингвинов и белых медведей. Кажется.

– Правильно, – Тимофей кивнул и продолжил, – они совсем не боятся диких морозов, живут там, где все другие жить не могут. Так почему же северные звери и птицы, словно киты и слоны, никак не могут встретиться?

– Могут и встречаются...в... зоопарке. В неволе. Там для пингвинов и белых медведей специально создают особую, комфортную климатическую среду обитания. Охлаждают до минусовых температур и воздух и воду...– Вода уже при нуле градусов превращается в лёд! Забыл, что ли? – в очередной раз перебил меня внук.

– Ты прав, но только отчасти. Пресная вода, действительно замерзает при нуле, а морская, то есть солёная, покрывается коркой тонкого льда, при температуре, на два, а то и на все четыре градуса меньше.

– По-твоему, выходит, что они друг к дружке в гости никогда не доплывали? Так и живут, каждый на своём, личном холодном полюсе? В очень похожей среде обитания?

– Пингвины, по моему мнению, всё же пытались, но не вышло. Как-никак от южного полюса до северного целых двенадцать тысяч семьсот четырнадцать километров, и это, если провести прямую через центр нашей Земли, а если по окружности, то…

– Понятно. Далеко! Даже очень! Не доплыть никак. Без помощи кораблей, – проворчал Тимофей, – ты лучше расскажи, как не летающие птицы пытались добраться?

– На побережье Южно-Африканской республики живут около десяти тысяч пингвинов. Их ещё называют ослиными. Как и все пингвины, они не умеют летать, зато прекрасно плавают, развивая скорость до двадцати километров в час и ныряя на глубину сто метров.

– И ты думаешь, что эти африканские, ослиные, потомки тех, южнополюсных, антарктических? И, кстати, почему их называют ослиными? Они же ни капельки на осликов непохожи!

– Ослиными – пингвинов прозвали не за внешнее сходство, а за голос. Эти птицы издают звуки, похожие на крик этого животного. А что касается того, доплыли ли их предки до знойной Африки, точно никто не знает. Но в газетах писали, что в две тысячи пятнадцатом году, во время наводнения из Тбилисского зоопарка, удрал пингвин, проплыл по пресноводной реке целых шестьдесят километров, питаясь рыбой. Может быть, путешествовал бы и дальше, но местные жители диковинную птицу выловили и вернули…

 

– И долго вы теорией заниматься будете? – на этот раз перебила меня, появившаяся на пороге кабинета, супруга, – любимая бабушка Тимофея:

– Быстро одеваться и марш в зоопарк. Поглядим воочию, как там полярные жители друг с другом дружат!

 

© Ралот А. Все права защищены.